Студенческий меридиан
Журнал для честолюбцев
Издается с мая 1924 года

Студенческий меридиан

Найти
Рубрики журнала
40 фактов alma mater vip-лекция абитура адреналин азбука для двоих актуально актуальный разговор акулы бизнеса акция анекдоты афиша беседа с ректором беседы о поэзии благотворительность боди-арт братья по разуму версия вечно молодая античность взгляд в будущее вопрос на засыпку встреча вузы online галерея главная тема год молодежи год семьи гражданская смена гранты дата дебют девушка с обложки день влюбленных диалог поколений для контроля толпы добрые вести естественный отбор живая классика загадка остается загадкой закон о молодежи звезда звезды здоровье идеал инженер года инициатива интернет-бум инфо инфонаука история рока каникулы коллеги компакт-обзор конкурс конспекты контакты креатив криминальные истории ликбез литературная кухня личность личность в истории личный опыт любовь и муза любопытно мастер-класс место встречи многоликая россия мой учитель молодая семья молодая, да ранняя молодежный проект молодой, да ранний молодые, да ранние монолог музей на заметку на заметку абитуриенту на злобу дня нарочно не придумаешь научные сферы наш сериал: за кулисами разведки наша музыка наши публикации наши учителя новости онлайн новости рока новые альбомы новый год НТТМ-2012 обложка общество равных возможностей отстояли москву официально память педотряд перекличка фестивалей письма о главном поп-корнер портрет посвящение в студенты посмотри постер поступок поход в театр поэзия праздник практика практикум пресс-тур приключения проблема прогулки по москве проза профи психологический практикум публицистика путешествие рассказики резонанс репортаж рсм-фестиваль с наступающим! салон самоуправление сенсация след в жизни со всего света событие советы первокурснику содержание номера социум социум спешите учиться спорт стань лидером страна читателей страницы жизни стройотряд студотряд судьба театр художника техно традиции тропинка тропинка в прошлое тусовка увлечение уроки выживания фестос фильмоскоп фитнес фотокласс фоторепортаж хранители чарт-топпер что новенького? шаг в будущее экскурс экспедиция эксперимент экспо-наука 2003 экстрим электронная москва электронный мир юбилей юридическая консультация юридический практикум язык нашего единства
От редакции

Выпуском  журнала занимался коллектив журналистов, литераторов, художников, фотографов. Мы готовим рассказ о  коллегах и  об их ярких, заметных публикациях.

А сейчас назову тех, кто оформлял СтМ с 1990-х до 2013-го.

Главный художник Александр Архутик,
мастер компьютерного дизайна Алексей Колганов
и фотограф Игорь Яковлев.

Большая часть обложек и фоторепортажей – творческая работа Игоря Яковлева.

Надеюсь, что нам удастся представить Вам  увлекательную историю создания и деятельности  СтМ.

Юрий Ростовцев, гл. редактор
«Студенческого меридиана», журнала,
которому я с удовольствием служил
с 1977 по 2013 годы.

Наши партнеры










Номер 01, 2007

Ночной дозор в Кенигштейне

Жан Рей

Приступать к заклятию четверга

следует всегда с крайней

осторожностью. Духи Юпитера

крайне мстительны и капризны;

и когда они появляются в

магическом круге, те, кто их

вызвал, словно ощущают на себе

клыки льва. Многие храбрецы нашли

смерть, пытаясь вступить

в переговоры с ними.

Книга Колдунов

Если вы заглянете в школьный учебник столетней давности, вы найдете там тему для сочинения – положение в коммуне Кенигсфельда, расположенной в Шварцвальде.

Вот уже полвека в этом поселке, где живет четыре сотни душ, нет ни преступлений, ни проступков, ни распродаж имущества по решению суда, ни судебных процессов, ни незаконных родов. Здесь никогда не видели ни пьяниц, ни нищих. Впрочем, согласно другим писаниям, это не мешает моравским братьям, а это и есть все население этой примерной коммуны, быть мелочными скупцами, верящими в дьявола настолько, что они предпочли бы иметь дело с ним, чем отправиться на святую войну.

Неподалеку от Кенигсфельда лес как бы отступает перед круглым холмом с редкими деревьями. Его называют Катценбюкель, Кошачья спина, и на нем высится старинный замок Кенигштейн, с которым французы Наполеона обошлись без особого почтения.

Моравские братья, живущие в долине, сочли, что замок был лишен девственности, обесчещен, испоганен, а потому оставили его во владение совам, летучим мышам, ящерицам и желтопузикам. А потому их слегка удивило, что в 1840 году в замке поселился герр Дункельвиц. Но, надеясь извлечь из этого деньги и доходы, огорчаться не стали.

Что можно сказать о герре Христиане Дункельвице, кроме того, что был он милым веселым толстяком, сумевшим разными хитростями и темным пиратством выжать талеры, шиллинги и кроны из бедного Мекленбурга и прочих маленьких государств.

Впрочем, это никак не нарушает течения нашей до ужаса правдивой истории, но объясняет невероятную роскошь, которая воцарилась в Кенигштейне с приездом герра Дункельвица.

Полтора года дела в замке и в округе шли как по маслу; ежедневно моравские братья спешили на Катценбюкель, неся в замок птицу, рыбу, дичь, отличное мясо, рейнские и неккарские вина.

Герр Дункельвиц, человек по натуре общительный, распивал вместе с ними пиво, пользуясь громадными кружками, угощал их сигарами из светлого табака, которые выписывал из Гамбурга, и рассказывал всякие смешные истории. Поскольку он с легкостью открывал кошелек для священника моравской коммуны, его вскоре стали считать человеком, заслуживающим уважения самого Господа Бога.

Этот священник по имени Брюнн не был случайным человеком. Специалист по грамматике, он составил комментарии к полемике Коменского, провел прелюбопытнейшие параллели между различными экклезиастическими догмами и реформой Лютера, а также сделал нечто, выходящее за пределы веры, а именно: написал брошюру, в которой обвинил Люцифера в меньшем количестве прегрешений, чем обычно считается среди святых отцов.

И вдруг характер герра Дункельвица резко изменился.

Он привел в истинное негодование своего шеф-повара, подлинного виртуоза кухни, когда перестал наслаждаться рагу с тончайшими соусами, превозносить заливное из дичи, и принялся с недовольным выражением лица отказываться от десертов, украшенных сладчайшими кремами, а на столетние вина обращал не больше внимания, чем на простую воду.

Однажды он призвал к себе отца Брюнна и напрямую спросил его.

- Кто такой Магут?

- Магут? – удивился священник. – Что вы хотите сказать?

- Ничего. Я повторяю: кто такой Магут?

Брюнну пришлось признаться в своем невежестве; однако после нескольких минут размышления он сказал, что это имя ему все же знакомо, хотя и не очень. Он попросил времени, чтобы порыться в своих книгах и сошел с холма в задумчивом замешательстве. Но в тот же день вернулся в весьма возбужденном состоянии.

- Вы знаете, герр Дункельвиц, я совершенно случайно открыл одну запрещенную книгу, которая называется «Магический Гептамерон» и чтение которой опасно для непосвященных умов.

Магут упоминается в ней как один из ангелов четвергового заклятия. Даже Гептамерон мало распространяется по его поводу. Вот кстати несколько строк: «Магут, ангел четверга, ангел воздуха, большой поклонник долгих и ужасающих пребываний на земле. Он является в виде истекающего кровью и желчью тела среднего роста, жесты его наводят ужас. Намерения его, в отличие от намерений остальных духов четверга, никогда неизвестны. Одна из его особых форм появления – одежда лазурного цвета».

- Вот как! – воскликнул Дункельвиц, – Посмотрите, господин священник.

И он дрожащим пальцем показал на странное одеяние с пышными рукавами, сшитое по неизвестной моде из грубого синего драпа с яркими отблесками, которое висело на вбитом в стену гвозде.

- Оно появилось здесь неделю назад. Я хотел его снять, но оно выскользнуло у меня из рук, как змея. В тот же вечер оно лежало у меня на постели. Я хотел его убрать, но оно подпрыгнуло к потолку.

На следующее утро, прогуливаясь по парку у подножия холма, я заметил его среди деревьев – оно пряталось, как поджидающий добычу охотник. Из кустарника выскочил кролик, и эта штука бросилась на него, как овчарка. Кролик закричал, а я в ужасе убежал.

Я снова увидел его через день или два на самом верху южной башни замка – оно медленно поворачивалось, словно осматривая горизонт. Вчера, когда я вошел в рабочий кабинет, одеяние сидело в моем кресле и писало на листе бумаги слово «Магут». Оно кинулось на меня, разгневанного, схватило своими пустыми рукавами и с невероятной силой бросило на пол.

Умоляю вас, святой отец, изгоните отсюда эту ужасную вещь. Вам по силам изгнать дьявола...

Брюнн печально покачал головой.

- Заклинания на него не действуют. Не забывайте, что это, собственно говоря, не демон.

В это мгновение синяя одежда как бы вжалась в стену и исчезла.

- Как утверждает Гептамерон, обычно эти духи не опасны при дневном свете. Бывает даже, что они относятся к людям с исключительной благожелательностью, но их поведение зависит от каприза.

- При дневном свете, – повторил герр Дункельвиц, – а ночью, значит, оно меняется?

Священник в отчаянии пожал плечами.

- И что же делать? – нетерпеливо спросил владелец замка.

- Мне очень тяжело давать вам совет, герр Дункельвиц. Покиньте Кенигштейн, уступите место Магуту, быть может, однажды он отблагодарит за это. Как вы понимаете, совет мой лишен какой-либо корысти; моравские братья любят земные блага, но не переносят лжи и двуличия. Ваш отъезд нанесет огромный ущерб их кошелькам; простите меня за столь грубую откровенность.

Герр Дункельвиц послушался столь благоразумного совета и через несколько дней после беседы покинул эти края.

Он устроился в Голландии, и там его состояние неожиданным и поразительным образом увеличилось. Это не имеет никакой связи с историей Кенигштейна, но можно сделать заключение, что дух четверга был ему признателен за покорность.

***

Отец Брюнн скончался в 1855 году, а коммуна моравских братьев просуществовала в неизменном виде до 1882 года, когда в деревне появились новые люди, а Шварцвальд стал популярным местом туризма. В 1885 году баварские спекулянты буквально за понюшку табаку приобрели превратившийся в развалины Кенигштейн и переделали его в гостиницу.

Летний сезон оказался выгодным благодаря умелой рекламе, ибо до самой осени гостиницу заполняли английские и французские туристы.

Наступили первые октябрьские холода. Дожди насытили горные речушки, лес стал негостеприимным под свирепыми ударами холодных северо-восточных ветров. Гостиница закрылась.

Директор гостиницы, некто Эренберг, уже заколачивал ставни, когда в Кенигсфельд с шумом въехал шарабан.

Он привез дюжину молодых англичан, нагруженных холстами, кистями и рисовальными альбомами. Они были веселы, пьяны от жизни и от хорошего настроения.

Им не составило никакого труда уговорить Эренберга оставить свое заведение открытым и задержать несколько человек из прислуги.

- Нам хочется порисовать осенние пейзажи, – заявили новые постояльцы.

Ставни были вновь открыты, мебель расставлена по местам, подсвечники и люстры опять приняли свечи, а лампы заполнились керосином. Из деревни доставили дрова, и в многовековых каминах запылал веселый огонь.

Их было двенадцать, этих веселых гостей, а тем, кому хочется знать о них побольше, следует полистать молодежные журналы того времени, где среди имен художников, акварелистов, граверов, поэтов, писателей и лирических исполнителей встречаются и их имена.

Сначала о дамах:

Мод Трейси из Театра Друри Лейн.

Эвелин Мастермен, написавшая два довольно откровенных романа.

Мириам Гаск, акварелистка.

Эрна Хольгер по прозвищу Датчанка, ученица Грига.

Мужчины:

Мордонт Седжевик, пейзажист, чьи картины напоминали картины Беклина и Гольбейна.

Герберт Эванс из Дамфри, правнук Бернса.

Джон-Мортон Стенброк, гравер и скульптор по камеям, которого ждало пэрское достоинство.

Артур Флауэрдейл, всего-навсего поэт, но весьма талантливый.

Эсташ В. Макли, мечтавший о славе Гаррика, но пока игравший мелкие роли.

Сэм Брайт, издатель авангардных журналов, благодаря Господу и своему отцу, богатейшему владельцу Бирмингемских кузнечных заводов.

Фил Йетс, писавший о неизвестной жизни Шекспира.

И наконец Кейп Сельброу, громадина, чемпион по боксу, крикету, плаванию, а также великолепный альпинист, победитель Уэттерхорна.

Эти молодые надежды старой Англии имели в карманах кошельки, набитые золотыми соверенами, а, значит, были долгожданными клиентами гостиницы, закрывающейся в ожидании холодной зимы.

Однако они задержались надолго, и это вызвало некоторое неудовольствие Эренберга. Он поделился своими настроениями с Мордонтом Седжевиком, который выглядел предводителем этой веселой компании.

- Персонал вынужден уехать, хотя и без особого удовольствия, – признался он. – Но есть обязательства, которые требуют их присутствия на Лазурном берегу; а я должен на целых две недели уехать в Мюнхен.

- Ну и ладно! – воскликнул Седжевик после недолгого размышления. – Вы с нами уже достаточно хорошо знакомы и знаете, что мы готовы предоставить любые гарантии. Оставьте гостиницу в нашем распоряжении, а мы заплатим все, что требуется.

Договор был заключен ко всеобщему удовольствию. Персонал и хозяин гостиницы уехали. Дамы занялись обслуживанием, а мужчины помогали им, как могли.

Это были дни веселья и свободы, предоставленные прекрасной и святой молодежи. Мод Трейси и Эрна Хольгер оказались отличными кухарками. Поэт Флауэрдейл – первоклассным интендантом, а гигант Кейп Сельброу – самым умелым в мире мойщиком посуды.

Но в конце октября Шварцвальд потерял последние признаки гостеприимства. Свирепые порывы ветра оголили деревья, мрачные от природы окрестности были залиты дождями, а горизонт постоянно заволакивали туманы.

Дюжине молодых людей пришлось невылазно сидеть в Кенигштейне три дня из четырех, и они ощутили первые признаки скуки.

Однако никто не помышлял об отъезде. Они проводили утонченные художественные вечера, начинавшиеся очень рано и заканчивающиеся в поздние часы.

Во время одного из них Герберт Эванс заявил, что подготовил друзьям сюрприз – неизданное и совершенно неизвестное стихотворение его знаменитого прадеда Бернса.

- Оно принадлежало моей старой тетушке Миртл Эванс. Та хранила его так ревниво, что припрятала в Эдинбургском банке. В прошлом мае тетушка Миртл умерла и, к счастью, слишком внезапно, чтобы успеть завещать стихотворение какому-нибудь литературному клубу или музею.

Молодые люди разместились в большом салоне Кенигштейна и утроили количество свечей и ламп в память о Бернсе.

Дрожащей рукой Эванс извлек из своего бумажника тонкий пожелтевший листок, покрытый убористым почерком, и с волнением приступил к чтению, начав с заглавия:

«Ночной дозор в Дамфри».

Он перевел дух и разъяснил:

- Надо добавить, что стихотворение выглядит неоконченным.

- Не заставляйте нас изнывать от нетерпения, – взмолились вокруг.

И Эванс, умевший хорошо декламировать, прочел:

Четыре цветка, невесомых, как тень,

И дважды четыре дубка из дубравы

Собрались под замка старинного сень.

Они рисовали и пели весь день,

А ночью им снились богатство и слава.

Однажды уснуть было как-то невмочь.

И вот (хоть и грех в тех деяньях признаться)

Они колдовством взбудоражили ночь,

Нательные крестики сбросили прочь.

Потом сосчитались - их стало тринадцать.

Кто этот зловещий тринадцатый гость?

Когда, из какого явился он ада?

В руке его шпага, а может быть, трость,

На синих одеждах адамова кость -

Губитель он овнов иисусова стада.

...Давно обветшали и стены, и кров,

Но каждый четверг продолжается ужин.

Здесь песня, как стон, и вино, словно кровь,

И ночи тревожно-прекрасный покров,

И сила магических чертовых дюжин.

(Перевод Спартака Ахметова)

Герберт Эванс замолчал; он ожидал бурю оваций, но ничего не произошло; в салоне царила мертвая тишина, в его сторону были повернуты обеспокоенные лица.

- Что это значит, Эванс? – наконец с усилием пробормотал Мордонт Седжевик.

- Как? Я вас уверяю, что это стихотворение Бернса...

- Пусть так, – почти выкрикнул Флауэрдейл. – Будь оно подлинником или принадлежи вашему перу с целью разыграть нас, вы куда более сильны, чем я подозревал. Если вы замените Дамфри на Кенигштейн, то увидите, что это написано про нас и только про нас?

- Боже! – воскликнул Эванс. – Я даже не заметил этого!

- Действительно, – прошептала Мод Трейси, – нас дюжина, как и в Дамфри, и нас четверо юных женщин и восемь крепких мужчин. И дни, посвященные песням и рисованию, – артисты и художники. Боже...

Она замолчала и закрыла лицо.

Ситуацию разрешил Кейп Сельброу.

- Речь, как я понял, идет о превосходной ночи. Но Бернс не слышал, как воет ветер и ревет ливень, что слышим мы все. А раз говорят о вине, так следует выпить, и как выпить! К тому же ночной дозор! Да здравствует ночной дозор! Вперед к ночному дозору! Хотя Бернс и умер более ста лет назад, он подал нам отличную мысль для развлечения. Ночной дозор! Ну а что касается тринадцатого, Боже, да пусть он явится. Чем больше сумасшедших, тем веселее смех, – так говорит весьма неглупая пословица.

Быть может, веселье гиганта никто и не разделил бы, не присовокупи он к словам действия – он начал откупоривать бутылки.

Вино потекло рекой – старые рейнские и неккарские вина разжигают пламень в сердцах и душах.

Около полуночи Джон Стенброк, роясь в кладовой, наткнулся на корзину с игристым вином.

Конечно, немецкое игристое не идет ни в какое сравнение с французским шампанским, но оно самым бесподобным образом гасит последний проблеск разума в голове.

Золотистые пробки взлетели к потолку и люстрам, и Кейп Сельброу завопил:

- Дозор! Ночной Дозор!

Гуляки схватили факелы, подсвечники и канделябры и с воплями двинулись по нескончаемым коридорам замка.

- Не забудьте бутылки! – крикнул Кейп.

Совершенно пьяный Эванс вдруг вспомнил о стихотворении своего прадеда, и затянул припев, подхваченный остальными.

- Тринадцатый! Где среди нас тринадцатый?

Процессия с криками, песнями и приплясываниями прокатилась по всем комнатам, изредка останавливаясь, чтобы открыть новые бутылки; наконец Кейп, предводитель компании, толкнул высокую темную дверь.

Их взору открылась огромная пустая зала, где поблескивали старые латы – оружейный зал Кенигштейна, к которому новые владельцы отнеслись с надлежащим почтением.

Дождь уже прекратился, ветер почти стих; бледные лучи луны просачивались сквозь поблекшие витражи высоких окон.

Вдруг наступила непонятная тишина. Смех, песни и крики разом оборвались, словно по приказу. Только в подсвечниках еще покачивались огоньки.

Кейп тяжелым взглядом обвел внезапно затихших друзей.

- Мне плохо видно, – икнул он. – Только эти лунные лучи...

Его глаза переходили с одного на другого. Вдруг он выругался:

- Я насчитал тринадцать!

- Нет! – перебил его крик Седжевика. Его глаза обежали зал.

- Тринадцать!

- Тринадцать! – простонал Стенброк.

И они бросились прочь.

***

Они уехали на заре, наняв в Кенигштейне все, что могло катиться.

В тесной повозке Кейп, сидевший рядом с Мордонтом, прошептал:

- Вы хоть узнали или видели этого тринадцатого?

Седжевик покачал головой, и его лоб прорезала глубокая морщина.

- Нет. Было слишком темно, голова у меня ужасно кружилась, но мне показался кто-то в странной синей одежде, какой я никогда не видел.

***

Не стоит искать имен веселой дюжины после октябрьских дней в Кенигштейне в молодежных журналах той эпохи. Лучше обратиться к газетам метрополии с 1885 по 1887 годы. Мы прочтем в них:

Мод Трейси унесена скоротечной чахоткой.

Эвелин Мастермен отравилась, съев подозрительного вида ракообразных.

Мириам Гаск погибла в кораблекрушении «Кемпердауна».

Эрна Хольгер была убита отставным любовником.

Мордонт Седжевик, жених Мириам Гаск, был также в списках жертв злосчастного кораблекрушения.

Герберт Эванс покончил с собой в приступе горячки.

Джон-Мортон Стенброк скончался в колонии.

Артур Флауэрдейл погиб в результате неудачного падения.

Эсташ В. Макли был убит бродягами в зловещих припортовых кварталах Лондона.

Сэм Брайт скончался от холеры в Бомбее, куда его по делам послал отец.

Фила Йетса убили на дуэли во Франции.

Кейп Сельброу умер от последствий запрещенного удара, полученного в матче по боксу в Бромли.

***

Через несколько лет герр Эренберг, оказавшийся проездом в Лондоне, забрел в маленькую лавчонку Чипсайда, чтобы купить какой-нибудь сувенир.

Владелец, маленький широкоплечий человек с желчно-кровавым цветом лица, встретил его без особой вежливости.

- Здесь не продается ничего интересного, – буркнул он, – идите к соседу.

- Э! – воскликнул немец, заметив странное одеяние с пышными рукавами ярко-синего цвета, – вот это, пожалуй, подойдет к костюмированным балам, которые я собираюсь давать в будущем сезоне.

- Это не продается, – отрезал лавочник. – Убирайтесь!

«Странный торговец! – подумал Эренберг. – Знать бы, как зовут этого типа».

На витрине выделялись крупные синие буквы – «Магут».

***

В тот же вечер его вызвали телеграммой в Германию – гостиницу Кенигштейн полностью уничтожил пожар.

Перевод Аркадия ГРИГОРЬЕВА

 


К началу ^

Свежий номер
Свежий номер
Предыдущий номер
Предыдущий номер
Выбрать из архива