Номер 04, 2006

Евгений Пантелеев: Душа под микроскопом

Пожалуй, глаза – самый часто воспеваемый в стихах человеческий орган. Куда прозаичнее общемировая офтальмологическая статистика. Сегодня на планете 45 миллионов слепых и 135 миллионов людей, имеющих серьезные проблемы со зрением. Российские показатели тоже весьма плачевны. Практически каждый второй наш соотечественник страдает заболеваниями глаз или нарушением рефракции (близорукость, дальнозоркость, астигматизм).

О том, как уберечь «зеркала души» от помутнения, дабы предмет, который они отражают, светился в них в полную силу, мы говорим с заведующим шестым глазным отделением Федерального государственного учреждения Межотраслевой научно-технический комплекс (МНТК) «Микрохирургия глаза» имени академика С.Н. Федорова, врачом-офтальмологом высшей категории, офтальмохирургом, кандидатом медицинских наук Евгением Пантелеевым.

На дне

В офтальмологическом центре не покидает ощущение, что постоянно находишься под прицелом чье-то неусыпного ока: на эмблеме МНТК – стилизованный глаз, в музее Святослава Федорова – портрет академика, вписанный в знакомые продолговатые контуры, и даже из вазочки в кабинете пресс-секретаря выглядывает стеклянный зрачок.

Еще один символ офтальмологии приветливо подмигнул нам из жутковатого пластмассового черепа на столе в ординаторской. Чем очень обрадовал фотографа «Ст.М», который в творческом порыве ринулся к нему с камерой наперевес. Схватил «одноглазое Лихо» и выронил блестящую бусину. Глазное яблоко покатилось под стол, а фотокор, бросив основное занятие, пополз за ним. Око было найдено и победно водружено в глазницу.

Когда после этого почти сюрреалистического эпизода, мы отправились в смотровую, я начала разговор с банального на первый взгляд, но вполне уместного в этом контексте вопроса:

– Скажите Евгений Николаевич, в глазах, действительно, можно увидеть душу?

– То есть вы хотите, чтобы я сейчас пофилософствовал, – нахмурился доктор. – Но в нашем деле некогда этим заниматься. Когда пациент приходит с проблемой, то ее надо решать оптимальным способом. Ну, а когда помог человеку, и он сморит на тебя другими глазами, то в них, наверное, и начинаешь видеть душу…

То, что пациенты офтальмохирурга Пантелеева начинают смотреть на мир другими глазами, вовсе не игра слов. Клиническая специализация Евгения Николаевича, обозначающаяся замысловатым термином факоэмульсификация катаракты, предполагает манипуляции с глазной линзой – хрусталиком. А именно замену изношенной, затвердевшей и затуманенной линзы ее искусственным двойником.

Кто бы мог подумать, что «залезать в душу» мой собеседник будет именно ко мне. Мною планировалась, разумеется, обратная ситуация, но жизнь повернулась иначе. И далее разговор протекал в режиме доктор - пациент. Я была помещена под «дуло» щелевой лампы – основного офтальмологического оружия – ослеплена ярким лучом и просвещена моим «мучителем» на предмет особенностей строения собственных глаз.

– Древние греки, кстати, называли зрачок «куколка», – пояснил Евгений Николаевич. – Как вы думаете, почему?

Мыслить логически в моем положении не представлялось возможным, поэтому доктору самому пришлось отвечать на вопрос. Оказывается, тогдашние люди, что видели, смотря друг на друга, то и пели. Поэтому маленький человечек, отражавшийся в зрачке, и дал ему такое игривое название.

– Есть специалисты, утверждающие, что по особенностям радужной оболочки можно определить, какие скрытые проблемы есть в организме. Что вы как врач думаете о подобных «диагнозах»?

– Вы, наверное, имеете в виду иридодиагностику. Я этим не занимаюсь, но знаю врачей, которые совмещают традиционную офтальмологическую помощь с нетрадиционными элементами. Но даже без этих дополнительных знаний, глаза дают достаточно информации о человеке. К примеру, на глазном дне – его мы изучаем, заглядывая через зрачок пациента – видны сосуды организма, – с этими словами доктор направляет мне в глаз зеленоватый луч другого прибора. – Эти сосуды не возможно увидеть ни в головном мозге, ни в сердце, а здесь они как на ладони. Зная особенности их строения и видя изменения, можно установить, что у пациента, например, атеросклероз, гипертоническая болезнь или сахарный диабет. Это традиционные вещи, ничего сверхъестественного для офтальмолога тут нет. Часто ведь окулист выполняет функцию консультанта. Терапевт или невропатолог направляет пациента с атеросклерозом или гипертонической болезнью к окулисту, чтобы тот посмотрел глазное дно, описал соответствующие изменения сосудов, и на основе этого лечащий врач определяют на какой стадии заболевание.

Еще пара минут, подумалось мне, и развеются все мои романтические представления о зеркалах души. Ну, разве после этого обстоятельного монолога о глазном дне, я смогу поверить человеку, который, к примеру, назовет мои глаза бездонными?..

Ювелирный конвейер

Пока мои розовые очки окончательно не разбились на мелкие кусочки об офтальмологическую действительность, надо было что-то предпринять. По счастью в кабинете-музее основателя МНТК мне показали самые первые искусственные хрусталики – Т-26, Т-28, похожие на маленькие кусочки драгоценного камня. Они-то и натолкнули меня на следующий вопрос.

– Скажите, Евгений Николаевич, офтальмохирургия – это ювелирная работа по отношению к другим видам хирургии?

– Думаю, нет. Потому что любая хирургия все равно стремится к минимальным разрезам и травмам. Все будут постепенно переходить к манипуляциям на очень тонком уровне. Разве это не ювелирная работа, когда хирург оперирует через лапороскопический доступ, ориентируясь только по картинке на мониторе? Под микроскопом работают и отоларингологи, и травматологи, и сосудистые хирурги, и нейрохирурги. Чтобы сшить сосудики или нервы, какой должен быть навык в руках! Поэтому говорить об офтальмохирургах как о ювелирах от хирургии, мне кажется не совсем корректным. Это просто те условия, в которых мы оперируем.

А по-моему, в офтальмохирургии все-таки есть что-то и от ювелирных дел мастеров, и от художников-миниатюристов, и от реставраторов старых шедевров. Точные движения, тончайшие инструменты, крохотные проколы, поле деятельности, умещающееся в окуляре микроскопа. Вот только врачи не создают новых произведений, а помогают исправить ошибки, допущенные природой или устранить последствия небрежного отношения пациентов к собственному зрению.

– В нашей профессии ценнее то, что повторяемо, – говорит Евгений Николаевич. – Не всегда хорошо, когда один человек может сделать что-то уникальное в медицине. Гораздо важнее, когда, сделав это, он научил других. Заслуга Святослава Федорова в том, что он дал в руки офтальмологов технологии. Сегодня по всей России 12 филиалов МНТК, и везде делают операции на одном, но очень высоком уровне. Безусловно, среди нас есть выдающиеся люди, точно так же, как среди музыкантов есть виртуозы. Но когда эти доктора показывают записи своих операций на конференциях у нас в МНТК или за границей, всегда возникает вопрос: «А можно ли это повторить?» Может быть, просто обстоятельства сложились так, и не факт, что это удастся проделать еще и еще, и еще. А когда предлагается уже опробованная технология – это результат. Важно, чтобы в любой клинике попробовали сделать подобную операцию, и она прошла удачно.

– Можно ли говорить, что хирургическое вмешательство в офтальмологии - не крайняя мера, а обыденность?

– Любая хирургия – пограничный случай. Отсутствие возможности оказать помощь терапевтическими методами приводит к операции. Сколько не закапывай в глаз «чудодейственные» средства, помутневший хрусталик не восстановится… В офтальмологии просто слишком много случаев, когда помочь может только хирургическое вмешательство. Но технологии настолько отработаны, что оно практически безопасно и поэтому очень широко распространено.

– Скажите, среди ваших коллег много тех, кто носит очки?

– Конечно.

– Почему же они не решились на коррекцию зрения?

– Это раньше очки были, как и большинство товаров, дефицитом. Когда Федоров внедрил метод коррекции близорукости путем насечек, это было очень популярно, потому что хорошие очки достать было сложно. А очередь на контактные линзы надо было занимать за год. И вдруг у человека появляется возможность сделать операцию, причем, в амбулаторных условиях. А сегодня оправ такое разнообразие, что очки могут быть просто элементом имиджа. Контактные линзы сейчас не только корректируют зрение, но и изменяют цвет глаз и т.д.

Любое вмешательство – это определенный риск. Поэтому принятие решения о хирургической коррекции зрения является очень интимным вопросом, который не требует советчиков. Тут врач не убеждает, а лишь отвечает на вопрос: может он помочь или нет. Ну и конечно мои коллеги знают обо всех проблемах, которые потенциально могут возникнуть при неудачном исходе операции… Пусть это один случай на тысячу или на десять тысяч, но они видели этого пациента.

Тренировочная трапеза

Заблуждение думать, что офтальмология занимается лишь проблемами исправления близорукости и дальнозоркости. Такие понятия, как катаракта – помутнение хрусталика, глаукома – повышение глазного давления, приводящее к атрофии зрительного нерва и слепоте, отслойка сетчатки и другие несчастья, имеющие обыкновение в прямом смысле слова сваливаться на головы рядовых обывателей и сильных мира сего, составляют основную часть задач, которые решают врачи центра.

Ну не чудо ли, что через крохотное отверстие в глазу офтальмохирург может при помощи специального ультразвукового или лазерного (более продвинутого) прибора раздробить затвердевший хрусталик, «пропылесосить» сумку, в которой помещалась отслужившая линза, и поставить на ее место искусственную? Причем, всего минут за 15! Или заменить роговицу, которую, к примеру, повредил грибок, поселившийся на некачественных или грязных контактных линзах?

Однако доктор Пантелеев утверждает, что в работе коллег и в его собственных операциях нет ничего фантастического. «Метод» и «мастерство» - вот два волшебных слова. Кстати, офтальмологи даже в Библии умудрились обнаружить нечто-то напоминающее древнейшую технологию борьбы с катарактой – реклинацию.

– Кто был вашим наставником в профессии, и кто может назвать вас своим наставником? – спросила я у Евгения Николаевича.

– Когда после института я пришел в МНТК, то моим учителем был Валерий Борисович Гудичков. С ним я непосредственно работал каждый день. Валерий Борисович показал мне, как должен поступать врач, как ему нужно относится к пациентам, к операциям. И, конечно, по сей день все мои старшие коллеги, к которым я обращаюсь за советом, тоже мои наставники.

А вот могу ли я называться чьим-то наставником?.. Мне было бы приятно, если бы какой-то человек, который уже состоялся в профессии, сказал: «Спасибо Евгению Николаевичу Пантелееву». Важно, чтобы другой человек оценил твой вклад в его карьеру, становление, формирование, успех. А самому говорить о том, у кого я был наставником, мне как-то неловко.

Надо сказать, что студентам и аспирантам, которые стажируются в МНТК, повезло. Впрочем, еще больше подфартило их потенциальным пациентам. Ведь перед тем, как выпустить «зеленых эскулапов» на настоящие проблемные человеческие глаза, их обучают в «VETLAB», тренировочной базе Комплекса. Единственные, кому не позавидуешь во всей этой истории, – подопытные свинки, чьи глаза не для собственного удовольствия, а для пользы дела, хладнокровно кромсают будущие светила науки. Свинку, конечно, жалко, но кто же виноват, что именно глаза хрюшек по строению особенно близки нашим собственным.

Воочию наблюдать картины тренировок – занятие не для слабонервных. Опишу только некоторые подсмотренные нами сцены. Перед началом занятий сотрудница «VETLAB» достает из холодильника бело-голубые шарики и, разморозившись под струей воды, они на глазах превращаются в глаза. Каждому вручается порция кружочков, которые укладываются в специальные отверстия в муляже человеческого лица. И, глядя в микроскопы, будущие доктора начинают колдовать над своими «глазуньями» тоненькими инструментами, почему-то напомнившими мне столовые приборы. Наблюдая за этими манипуляциями, невольно вспоминаешь телевизионное шоу «Фактор страха», организаторы которого любили «угощать» героев свиными глазами и прочими неприглядными яствами.

«Давайте я сниму эпителий, – предлагает девушка в белом халате нашему фотографу, нацелившему на «ее» глаз, – так красивее будет!» Да уж, красота из ряда вон: на больших экранах над доской можно рассмотреть все в мелочах. И порадоваться за этих будущих волшебников, которые еще только учатся.

Береги глаз смолоду

– Если вспомнить, что посредством зрения мы получаем 80 процентов информации о мире, то можно ли говорить, что глаза самый перегруженный работой орган? – мы вновь возвращаемся к разговору с доктором Пантелеевым.

– В принципе, это правильно. Но… Акт зрения не замыкается только формированием образа на сетчатке. Дальше информация поступает через проводящие пути в мозг, а мозг начинает анализировать. Мы сталкиваемся с пациентами, имеющими с детства очень слабое зрение. И зачастую помочь этим людям мы не можем. Но добиваются они в жизни ощутимых результатов: заканчивают школы, институты, некоторые защищают диссертации. Параллельно мы сталкиваемся с пациентами, у которых при 50-процентном или 80-процентном зрении жизнь останавливается… Поэтому не только зрение определяет жизнь человека. Важны ведь не те 80 процентов информации, которые мы получаем благодаря зрению, а то, как мозг анализирует ее и КАК мы к ней относимся.

Когда я учился в школе, к нам в класс приводили слепоглухого человека по фамилии Суворов. С ним был переводчик, и они разговаривали, выстукивая азбуку Морзе на ладонях. Но даже с такой патологией он был сотрудником института нейрофизиологии. Писал стихи.

– Посоветуйте нашим читателям, что надо делать и чего следует избегать, чтобы не стать пациентом офтальмологического центра?

– Если человек здоров, если он высыпается, занимается спортом, хорошо питается, то и с глазами у него будет все нормально. А если он сидит за компьютером с утра до вечера, то в такой ситуации проблемы могут возникнуть не только со зрением глазами, но и с головой.

Смотреть на солнце без солнцезащитных очков нельзя – иначе будет ожог. Перед затмением и по телевидению предупреждают, в газетах пишут: «Не смотрите на солнце. Купите специальные очки или закоптите стеклышко». И все равно каждый раз поступают пациенты, которые получили ожоги сетчатки. Кстати, после этого могут начаться непоправимые изменения, и человек начнет терять зрение.

Совет один: надо просто разумно себя вести.

– А если зрение уже нарушено?

– Тогда нужно придти к доктору. Например, в МНТК. Здесь специально выстроена диагностическая линия, пройдя которую пациент сможет получить исчерпывающую информацию о состоянии своего зрения и с помощью специалистов определиться с тем, какими средствами оно может быть скорректировано.

– Кто ваши пациенты?

– В основном это люди среднего и пожилого возраста. Бывает и молодежь с различными травмами. Духовые ружья, драки – самые частые опасности. Травма пробкой от шампанского тоже очень распространена.

– Какие самые странные травмы вам доводилось видеть?

– К нам поступил мальчик, который несколько дней жаловался на то, что что-то попало ему в глаз. До МНТК он был в другой клинике, но там причину неприятного ощущения не нашли. Мы тоже перебрали все: то ли это стресс, то ли травма, то ли эрозия роговицы, то ли стеклышко воткнулось. Оказалось, на роговицу прилип маленький кусочек скотча.

– Ваши личные победы?

– Они еще впереди. Чудес мы не делаем. Мы создаем условия для зрения. Я лично занимаюсь тем, что заменяю мутный хрусталик чистым. Это как стекло, которое было грязным, его помыли, и в комнате стало светлее.

Анастасия БЕЛЯКОВА

К началу ^