Номер 01, 2004

Алексей Герман: Черно-белые сны Алексея Германа

Сначала он кропотливо пишет сценарий в соавторстве с любимой супругой Светланой Кармалитой. Потом дает ему "вызреть" и "настояться". Придумывает декорации и костюмы. Снимает свои фильмы подолгу и только на черно-белую пленку, которая, как ему представляется, одна только способна передать картины прошлого. Прорабатывает с актерами, большая их часть - отысканные им в заповедных уголках страны непрофессионалы, днями и неделями каждый эпизод будущей ленты. А когда все готово, он, даже не заглядывая в видоискатель камеры, командует: "Мотор!", и отлаженный киномеханизм начинает вертеться. Иногда, правда, не по его вине, картина только годы спустя находит своего зрителя - так было с "Проверкой на дорогах", - или снимается годами из-за перебоев в финансировании - "Хрусталев, машину!"… А потом эту ленту киномир признает одной из 50 лучших за последние полстолетия.

Алексей Герман говорит, что ему часто снится Сталин. Режиссер называет его сатаной в человеческом обличье, но делает неизменным героем своих лент. Пишет книгу "Размышления и воспоминания" и уже не первый год снимает фильм по повести Стругацких "Трудно быть богом". Леонид Ярмольник, который играет в картине рыцаря Румату, говорит, что на второй год съемок понял секрет Германа. Летом все снимают лето, а зиму - зимой. Этот же ровно наоборот.

- Я бы с удовольствием сделал фильм о средних веках или о ХIХ веке. Но совершенно не хочу делать фильм о современности, потому что она мне не нравится, - признается Герман. - Не могу делать фильм о персонажах, которых не люблю. Я должен их ненавидеть и любить. Современность я ненавижу, но не люблю. Как же я могу ее снимать?

Мы потихоньку фашизеем

- У каждого поколения свое проклятие. Мы не узнаем, что потомки будут говорить о начале третьего тысячелетия. Я живу сегодня и оцениваю происходящее, варясь в одном котле с вами. Мне многое не нравится в окружающей действительности. Раздражаюсь, когда по знакомому мне с детства Репино ходят самодовольные бугаи в сопровождении телохранителей и ко всему принюхиваются, прицениваются. Как коты, метят территорию.

Все началось с борьбы за демократию. Затем вся демократия выродилась в стрельбу из говнометов. Все стали качать дерьмо пожарными шлангами и вымазались с ног до головы. И это мы стали называть демократией. Из народного голосования, народного волеизъявления получилось одно дерьмо: демократы обрушивались на коммунистов, коммунисты на демократов. Потом мы узнали, что все разворовано. Вернулись к исходной точке. Теперь убивают демократов одного за другим. И все прекрасно знают, что никто никогда не арестует виновных. Крайне правые - теперь они левые - возвращаются во власть. Могли ли мы себе представить, что сегодня в России пятнадцать процентов населения будут симпатизировать Сталину! Гитлер тоже истреблял другие народы, но Сталин-то – свой, собственный. Как это можно забыть?

Наши выдающиеся демократы, выступающие по радио и с телеэкранов, никогда не говорят о Солженицыне! Вся демократия свелась в конечном счете к порнофильмам по вечерам. Телевидение зарабатывает деньги благодаря этим фильмам с голыми задницами. Чудовищно!

Все, о чем мы говорим сегодня, это отрыжки прошлого, сталинской эпохи. Мы заражены тем временем. Даже молодые, те, кто родился после 53-го. Откуда взялись бы скинхеды, прочие ублюдки?

Мы потихоньку фашизеем. Сегодня почти любая выпивка кончается разговорами о "черных". Вот и мое патриархальное Репино все ощетинилось на Кавказ. Разговор только на эту тему и идет: "хачики" скупили это, "хачики" скупили то. Рестораны - их, рынки - их, стройплощадки - их. А суть ненависти в том, что все эти бесчисленные молдаване, украинцы, азербайджанцы, армяне умеют и хотят работать... Местные же хотят ходить пьяными, праздными, за что и получать деньги.

Национализм захлестывает Россию, и самое печальное, что сегодня зачинщиком этого дела является интеллигенция (по профессиональной принадлежности). Интеллигенты, миленькие мои, давайте поймем, что мы делаемся расистами. В том числе и благодаря кино. Какой образ русского человека слеплен сегодняшним отечественным кинематографом? Убийца, жулик, мафиози, бандит, о котором на всякий случай отзываются уважительно. Иначе могут и навестить. А чтоб я над простым российским человеком заплакал... - так ведь нет этого! Не любите вы его, презираете. Да и денег за такое платят меньше. А между прочим, фашизм в Германии начался не на улице, а в Академии художеств...

Мне никогда не хотелось уехать из страны. Это желание впервые возникло сейчас. Но оно безнадежно, потому нет такого места на земле, где мне будет лучше. Вообще у меня в последнее время худые отношения с окружающей средой. При Брежневе такое было, когда жена прятала от меня Пастернака, Ахматову и Мандельштама. Особенно последние стихи Мандельштама. Я не мог спастись от мысли, как же ему было страшно. И не важно, великим он был человеком или нет. Это не имеет отношения к мастерству... И еще были ударом письма Платонова Сталину. Потом это куда-то ушло... А сейчас я живу в странной растерянности. Все, что делается в Москве, вроде бы правильно. Вертикаль какую-то выстраивают, эту дикую Думу укрощают. Словно пришел Александр III и сказал, что реформы надо подморозить. И при нем страна легче жила... Так почему же один вопрос лезет в голову: "Что, и вот в этом я умру?". Восстановили гимн. Что мне этот гимн? Я его не исполняю, на заседания больших начальников, где он будет звучать, не хожу. Я, правда, написал президенту письмо, что не может быть у России такого гимна. Он не ответил. Имеет право. Но ведь когда-нибудь может случиться, что я должен буду встать. Встану под музыку, которую заказал кремлевский людоед. Самый обыкновенный людоед. И должен буду стоять, а в голове невольно будут возникать строчки гимна, которые я знаю с детства, - не нынешние сглаженные, а слова о великих убийцах. И я буду ощущать, как на меня смотрят миллионы погубленных людей с Колымы, Инты, Соловков. И что мне с этим делать? Как мне с этим жить? А главное, зачем?

Я и сейчас считаю, что если кто и родился в этой стране президентом, то это Путин. Но, приближаясь к красным лозунгам, он однажды может услышать от России: "Ладно, ты свое сделал, а теперь пусть Зюганов". По-моему, нас спасает, что Зюганов - классический гоголевский тип. Он цитирует философа Ильина, даже не зная, что тот - антикоммунист. Я за того Путина, которым он сам хочет быть в наших глазах. Но за восстановлением сталинского гимна вполне логичен приход тех, кого нынешняя власть совсем не хочет видеть наследниками. Если будем заигрывать - обязательно доиграемся. Потому что полуреволюций не бывает.

Свои счеты

Сталин - наиболее яркий, последовательный и жестокий правитель рабовладельческого государства, не разрушенного до сих пор. Поэтому незабвенный Иосиф Виссарионович живет в каждом из нас. Страна поделена на два лагеря - на тех, кто сидел за решеткой, и тех, кто сажал. Самое поразительное, что отец народов благополучно уживается и в одних, и в других. Даже в самых ярых антисталинистах, считающих Кобу Джугашвили сатаной. Мы с женой принадлежим именно к этой породе людей.

Про Сталина я от папы кое-что знаю. У меня родословная достаточно запутанная, во мне много разной крови намешано - и еврейской, и русской. Отец вырос в семье потомственных офицеров, потом, исправляя биографию, трудился чернорабочим на металлургическом заводе, пока не прибился к литературе. Горький назвал папину книжку чудной. После этого батю стали приглашать к Сталину на вальпургиевы ночи, где он однажды, осмелев, отважился попросить у Ягоды за своего отца, моего деда, которого чуть что ставили к стенке как офицера царской армии и врага народа. Ягода сделал какую-то пометку в бумагах, и деда навсегда оставили в покое. Уже и Ягоду расстреляли, и Ежова, и Берию, а деда не трогали. Видимо, его личное дело переложили с одной полки на другую и все. Так и Шаламов когда-то спасся. Бывшая проститутка, которой Шаламов помог в лагере, доросла как "социально близкая" до должности машинистки Особого отдела и оказала ответную услугу, пропустив букву в кодировке статьи Уголовного кодекса и напечатав аббревиатуру КРД вместо КРТД. Из контрреволюционера и троцкиста Шаламов стал "простым" контрреволюционером, что давало шанс на снисхождение. Буквица стоила жизни, в противном случае человек сгнил бы в лагере.

Возвращаясь к отцу, скажу: он долго обожал Сталина, уверял, что в жизни не встречал более обаятельного, остроумного человека. И вдруг после войны возненавидел вождя. Батя у меня был натурой страстной, эмоциям отдаваться умел: если уж ненавидел, то от души. Когда 5 марта объявили о смерти Сталина, я зашел в родительскую спальню и сообщил новость. Никогда прежде не видел абсолютно голого отца. Он бегал по квартире и приговаривал: "Сдох! Сдох! Сдох! Хуже не будет, хуже не будет!" Сцена произвела впечатление.

Я, конечно, не состоял в комсомоле, но все-таки маленьким мальчиком писал проникновенные челобитные дорогому товарищу Сталину, просил не обижать папу. Слава Богу, не отправлял эти послания. Неизвестно, чем бы все закончилось. У нас ведь была знакомая семья, где сын подслушал разговор родителей, ляпнувших лишнее, и стал их шантажировать, требуя купить игрушечный паровоз. Мой папа предлагал повыдергивать паршивцу ноги из задницы, выпороть, как сидорову козу, но родители маленького стукача проявили гуманизм, за что и поплатились. Гаденыш настрочил-таки донос на маму с папой, тех «замели», а потом и самого пацана отправили в приют для детей врагов народа...

После серых приходят черные

"Трудно быть богом" как бы фантастика, но... про сегодня. Главный герой пытался решить все миром, а потом не выдержал окружающего ужаса, взялся за меч, пустил реки крови, заслужил проклятие современников, но построил порт, который стоял в руинах 80 лет и без которого нет спасения. И снова стал Богом.

Наш герой - землянин на другой планете. В страшной, жестокой средневековой стране. Он всемогущ, как Бог. Но все его могущество мало кому может помочь и мало кого спасти. Он в силах залить всю планету кровью, даже уничтожить ее. Но души людей не в его власти. Он чувствует что-то зловещее в той унылой серости, в которой живет. И это что-то приходит. А он не имеет права убивать. Но берет меч...

Сценарий по "Трудно быть богом", который я писал с Борисом Стругацким, был запрещен после введения наших танков в Чехословакию. Потом опять сел писать со Светланой Кармалитой. Но пришел Горбачев, и показалось, что все это безумно устарело. Ну, какие проблемы? Вот он - реформатор, почти Бог. И завтра мы станем жить, как во Франции. И чего намекать, скажем, на Берию, когда можно все прямым текстом? Снимать стало неинтересно. Мы сделали "Хрусталева". Но прошло время, и мы почувствовали возвращение идеи.

Мы не очень далеко удалились от текста Стругацких. Но несколько ушли от трактовки Стругацких. И тут надо понять: их вещь, написана шестидесятниками о шестидесятниках. Почитайте: эмиграция, вот он уехал, вот его выпихивают, он стоял на палубе и выкрикивал звонким голосом стихи. Вот что нас больше всего хватало за душу. Или то, что Дон Ребе похож на КГБ и что-то в этом роде. По сути, сюжет сохраняется. Как человеку выдержать, не подняв руку на другого человека, эти ужасы? Потому что планета, на которой все происходит, похожая на Землю, практически это мы. Там, конечно, разница будет в финале, потому что я не могу столь сурово осуждать человека, который этих нелюдей стал крушить. Потому что нелюдей надо крушить. Мы не пересматриваем концепцию Стругацких, но в нее внедряемся все время. У нас старый раб пытается рассказать Румате, что сказал ему "умнейший человек, табачник с Табачной улицы". А Румате не до мнения табачника, хотя тот сказал истину: "После серых всегда приходят черные". Видимо, так фильм и назовем: "Что сказал табачник с Табачной улицы".

И не важно, что у Ярмольника репутация шоумена из довольно безвкусной программы. Я вижу, что сейчас ему стало интересно работать. На пробах Ярмольник лучше всех сказал: "Сердце мое полно жалости, но я не могу этого сделать". И глаза у него были не пустые, что для современного российского артиста - редкость. А уж что получится - посмотрим. И кроме того, он немного похож на того, из Назарета. Впрочем, я человек неверующий...

Подготовила Анастасия БЕЛЯКОВА

К началу ^