Номер 07, 2004

Дмитрий Санджиев, Юрий Воронов: Рыцари мольберта и кисти

Дмитрий Санджиев

Юрий Воронов

Весной в ЦДХ прошла выставка четырех художников - Дмитрия Санджиева, Юрия Воронова, Олега Арадушкина и Андрея Волкова. Двое из них - Воронов и Санджиев - давние друзья «Ст.М», в конце семидесятых годов прошлого века, будучи студентами, активно сотрудничали с нашим журналом. Так что «старая редакционная гвардия» пришла на вернисаж посмотреть, как изменилось их творчество за эти годы, ну а молодым было интересно взглянуть на тех, кто когда-то работал в «Студенческом меридиане».

Продай им все, они с прессы...

Мысль позвонить в «Ст.М» и «напроситься» сотрудничать пришла двадцатилетнему Юре Воронову не случайно: стипендии не хватало, требовался приработок, а тут такой шанс: студенческий журнал! Как же не рискнуть? Идею соседа по общаге Суриковского института Дима Санджиев поддержал сразу: то, что Воронов плохого не предложит, он знал еще со времен их совместной учебы в Ярославском художественном училище.

В редакции парочку друзей сразу отвели к главному художнику, Андрею Сперанскому. «Молодцы, что пришли!» - с порога ободрил он и сразу дал задание: проиллюстрировать рассказ Николая Самвеляна «Серебряное горло». Ну, а после разговора «по душам» мэтр и вовсе раздобрился и, кивнув на кипу фотографий, лежащую на его столе, сказал: «Мужики, это всесоюзный фотоконкурс, отберите лучшие работы!». От такого доверия студиозы слегка прибалдели. «Представляете, люди в течение нескольких месяцев присылали свои произведения, а потом пришли два лопушка и им доверили выбрать первого в этом конкурсе! - спустя годы вспоминает Санджиев. - Я потом только понял, что Андрюша так проверял наши художественные вкусы».

Ю. Воронов "Никола зимний"

Со своим первым заданием молодые люди справились отлично, и их внештатно ввели в редакцию. Дима и Юра иллюстрировали тексты, а еще - ездили с главредом Юрием Ростовцевым по всему СССР на интервью к писателям и поэтам, и во время бесед зарисовывали портреты знаменитостей с натуры. Воронов, родившийся в Вологде, был специалистом «по северу» (встречался с Дмитрием Лихачевым, Виктором Астафьевым и др.), а его друг, в котором течет калмыцкая кровь, - «по югу»: писал Давида Кугультинова, Расула Гамзатова, Кайсына Кулиева. «Встречали нас как дорогих гостей, в одном горном селении даже барашка зарезали в нашу честь, - вспоминает Санджиев. - Здорово в студенческие годы помогало и удостоверение «Пресса», которое нам выдали. Двадцать лет назад к четвертой власти относились с большим уважением... Вот, помню, Юра Воронов собрался свадьбу играть в родном городе Вологда. Период в стране был очень тяжелый, все распределялось только по карточкам, и для празднования бракосочетания в магазине можно было купить лишь полтора килограмма сосисок, столько же вареной колбасы, масла килограмм и еще что-то в этом роде... Я приехал, спрашиваю: «Юра, как же ты справишься?» Он отвечает: «не знаю, хоть ты убейся». Тогда я, как авантюрист, рванул в горисполком, представился сотрудником «Студенческого меридиана» и говорю: «Наш коллега, ваш земляк, женится, сейчас сюда со всей Москвы корреспондентов наедет тьма, а у вас даже нечего на стол накрыть». Чиновник испугался и дает нам с Юрой записку для продавщицы магазина, именуемого в народе «Живые и мертвые» - он обслуживал свадьбы и похороны, до сих пор ее помню: «Маша! Продай им все, что захотят, они с прессы...».

Высший разум: прием нормальный

Сегодня свои студенческие годы член-корреспондент Российской Академии художеств Дмитрий Санджиев вспоминает с улыбкой. Может быть, потому, что за все эти годы он мало изменился: в его полотнах проглядывает все тот же неистощимый на выдумки мечтатель, чуть иронично и весело воспринимающий окружающий мир. Зато искусствоведы к его работам относятся куда как серьезно, пишут о них статьи, изучают Димину биографию. В ней, кстати, есть одна удивительная деталь, прояснить которую, думаю, необходимо в начале интервью.

Д. Санджиев. "109-я реинкарнация Богини Баст"

- Дмитрий, как получилось, что вас называют калмыцким художником, а между тем в Калмыкии вы практически и не жили?

- В 1943 году по сталинскому приказу жителей многих южных республик выслали в Сибирь. Среди них был и отец. С одной стороны, это конечно, плохо, но иначе я бы не родился, ведь в Новосибирске папа встретил маму - Анну Степановну Москвину. Кстати, фамилия говорит, что какие-то ее предки были из столицы. На мне этот круг замкнулся - с тех пор, как поступил в институт, я живу в первопрестольной.

А Калмыкию чувствую кровью. Кстати, после реабилитации в 1957 году отец туда вернулся (только без нас с мамой - мы переехали в Кемерово), и был первым местным скульптором, Народным художником России. Я к нему ездил несколько раз. На родине отца живут буддисты, и частичка их сознания есть во мне. Например, я никогда не мог убить ни муху, ни даже комара - никакое насекомое. И на мое творчество это религиозное течение повлияло, впрочем, как и мамина вера - православие. Ведь среди русских я провел всю жизнь, к тому же, несколько лет я учился в Ярославле, а там столько церквей и икон...

- И в ваших картинах заметна такая религиозная эклектика…

- Я считаю, что это только на земле люди изобрели для себя разные верования, а Высший разум над нами един. И это он диктует мне идеи и образы, из головы я их не выдумываю. Хорошо, что моя «антенна» очень точно настроена на восприятие, и «сбоев» в творчестве практически никогда не бывает.

- То есть вдохновение приходит в любое время дня и ночи?

- Довольно часто я встаю в 6.00 и рисую эскиз. Потом сажусь в машину и еду в мастерскую, где пишу, пока светло (при электрическом освещении я живописью не занимаюсь), а потом возвращаюсь домой и продолжаю работать.

- Но, насколько я знаю, в первые годы после окончания вуза вы выступали только как график. И картины у вас были посвящены «земным», можно даже сказать, производственным темам - «Снимается кино», «Будни милиции»...

- В «Суриковке» я учился на графическом отделении, и ничуть об этом не жалею. Там я стал хорошим рисовальщиком, и мог фантазировать вволю. Ведь живописцам за полгода нужно было сделать одно полотно, а графикам за такой же срок - пять-шесть графических листов.

После окончания вуза я подружился со студентом Высших режиссерских курсов Геной Ворониным. Он попросил меня подумать над возможным видеорядом для своего выпускного фильма «Мостик». Я создал несколько работ на заданную тему и побывал на съемках, а потом запечатлел всех участников этого процесса такими, какими я их воспринял. Вот, например, актера я изобразил на ниточках, потому что большинство представителей этой профессии, по крайней мере, начинающих, полностью зависят от режиссера, слушаются его беспрекословно, как марионетка кукловода.

А потом в 1987 году меня позвали в студию художников имени Верещагина при Министерстве внутренних дел. Там в штате было около десяти моих коллег (все, кстати, с высшим образованием) и к 10 ноября - Дню милиции - мы должны были делать выставку.

Ю. Воронов "Бухта Фазелис"

- Вас действительно увлекала милицейская тематика?

- Невозможно заниматься тем, что не нравится, нужно в каждом деле найти изюминку, которая тебя «зацепит». В студии давали интересные темы, например, «ретро» - про охрану порядка во время гражданской войны, Великой отечественной. Не ограничивали художников и в проявлении собственного творчества. Например, у меня есть работа «Браконьер». На переднем плане во весь лист - чайка с рыбкой в клюве. А лодка с милиционером - внизу и очень далеко.

- Расскажите, как вы из графика превратились в живописца, и среди реальных сюжетов стали появляться мистические?

- Мне сложно что-то объяснить, наверное, так было угодно Провидению. А вообще-то я всегда мечтал заняться археологией, поисками чего-то загадочного, и исполнил свое желание, сочинив легенду о городе в Египте, где поклонялись богине-кошке Баст. В 1996 году у меня появилась серия работ «Старые доски из Бубастиса». Причем сделана она была на холсте, доски я рисовал, как и кракелюры - псевдотрещинки, которыми работа покрывается от старости. Такая техника понадобилась мне потому, что в наше время считают, свежевыкрашенная картина несет мало энергии, а вот старине доверяют больше.

- Вы каждую трещинку писали кистью, а не легче ли было применить специальный состав, которым пользуются дизайнеры для «состаривания» новых вещей?

- Что вы, он же ложится, как попало, а мои кракелюры несут пластическую функцию, где-то что-то подчеркивают, связывают. Например, я могу трещинкой разделить несовместимые цвета, и они совместятся.

- Тема животного мира вам близка и сейчас, ведь на нынешней выставке у вас целая серия посвящена собакам...

- У меня есть атлас про «лучших друзей человека», глядя на него, я писал псов разных мастей. А чтобы создать на холстах образ животного, отобразить зверя в привычной ему атмосфере, я тщательно изучал истории той или иной породы, и поражался тому, насколько они интересны. Вот, например, «японский хин» был выведен в Корее, потом очень долго жил у японских императоров, и только в ХIХ веке его завезли в Англию, откуда распространился по всей Европе. На моей картине «Эмигрант» этот «путешественник» изображен на фоне английского пейзажа.

Ю. Воронов. "Окликание звезд"

- У вас необыкновенное жизнелюбие, энергия бьет ключом, но неужели никогда не было кризисов?

- Тоскливо художнику только тогда, когда работы остаются невостребованными. После распада СССР у меня (как и у многих моих коллег), был такой период, к счастью, длился он недолго. Министерство культуры в то время работы у нас не покупало, у населения средств не было, ну а те, у кого деньги водились, предпочитали это не афишировать. По счастью, как-то раз мне позвонили из иностранного отдела Академии художеств (я там закончил аспирантуру) и попросили принять в мастерской шведскую делегацию. Ее членам мои работы понравились, но они не знали, как их вывезти из страны, и сделали мне приглашение в Швецию, чтобы я сам привез картины. Потом у меня в этой стране появился свой менеджер, и на протяжении нескольких лет, до 1994 года, я каждые полгода туда ездил, так что в Швеции около 600 моих работ. Кстати, после первой же заграничной поездки я вернул долг своему приятелю, который не мог отдать восемь лет, несмотря на то что мои картины брали к себе в коллекцию Третьяковка, Русский музей и другие известные галереи.

Д. Санджиев. "Эмигрант Японский Хин"

Сейчас картины хорошо продаются и в России, и за границей, тем не менее, отечественные художники зачастую остаются в том унизительном положении, в которое их когда-то поставил СССР. Вот, допустим, получали мы в советские годы гран-при на Всемирной выставке. Работу, за которую она присуждалась, выставочный комитет обязан купить. А Министерство культуры, которое вывозило полотна за рубеж, страховало их по самой низкой цене, чтобы меньше платить на таможне. Получалось, что лучшая на выставке картина стоила 500 долларов, хотя по международным стандартам ее цена должна была быть 20 - 30 тысяч. И победитель после такой продажи заносился в мировой рейтинг цен как дешевый художник, каким бы талантливым и известным он ни был. Все мои коллеги – и Наташа Нестерова, и Таня Назаренко, и другие раньше были придавлены этим прессом. Теперь мы начали выезжать самостоятельно, и стали потихоньку поднимать цены, но до «мировой» планки по гонорарам нам уже никогда не дорасти.

Из Вологды с любовью

Отучившись в «Суриковке», Воронов уехал к себе на родину, в Вологду, там он творит и по сей день, многие его полотна украшают местный музей. А сам Юрий до сих пор с благодарностью вспоминает свое детство, и художника, поселившегося в соседнем подъезде, который вел занятия в художественной студии при ДК железнодорожника и взял к себе десятилетнего паренька, несмотря на то, что все остальные его ученики были взрослыми людьми.

Ю. Воронов. "Ангел со скрипкой"

Благодарен Юрий судьбе и за то, что в Суриковском институте заканчивал отделение книжной графики. Хорошую литературу он обожает, и о многих оформленных им книгах - взрослых и детских - вспоминает с восторгом. Предмет особой гордости - работа над однотомником Ахматовой, увидевшем свет в 1989 году. «Я считаю, что иллюстрировать поэзию - безнадежное дело, поэтому я просто изобразил Анну Андреевну в разные периоды ее жизни», - рассказывает Юрий.

Бытие Той, что научила женщин говорить, состояло из сплошных контрастов, и видовой ряд в книге вышел под стать. Вот молодая Ахматова сидит, повернувшись гордым профилем к парадной набережной Невы - и ей приходилось жить во дворцах. А с другой страницы женщина бросает трагический полубезумный взгляд - она поседела после ареста мужа и сына.

Сквозная деталь, соединяющая все рисунки, - терновые веточки внизу страницы. В начале книги, где поэтесса изображена юной и полной сил, шипы почти не видны, они скрыты за цветами. Но потом от иллюстрации к иллюстрации нежных растений на терновнике становится все меньше, и, наконец, колючая ветка оголяется совсем - чаша испита до дна. А на последней странице, как символ надежды на воскресение - букетик, стоявший в комнате Анны Андреевны в день ее смерти.

Иллюстрации к однотомнику выполнены с помощью граттографии - художник наносит рисунок, царапая иголкой по бумаге, на которой под черным слоем краски скрывается белый. Эта очень кропотливый труд, исправления в ней немыслимы. А Воронову подобного рода трудности даже нравятся. Его цветная серия «Лирика

Д. Санджиев. "Рождение белой Тары"

Рубцова» выполнена в технике линогравюры. Есть у художника и работы в технике литографии, в процессе создания которых вместо бумаги используется камень, а вместо кисти - жирный литографический карандаш. Написанная картина травится специальным раствором - процесс немного жутковатый для художника, потому что жидкость смывает все видимые контуры того, над чем он бился несколько недель. Поэтому мастер всегда волнуется, хотя и знает, что, в конце концов, рисунок все равно проступит на литографском камне, после того, как мастер нанесет валиком краску.

Кстати, Воронов не только любит сам трудиться, но и изображать на своих картинах вещи, сделанные вручную, он говорит, что от них исходит сияние - будь это лукошко, лапти или даже сложная деревянная машина - ткацкий станок. Историю своей родной Вологды художник поэтизирует в изображении не только бытовых объектов, но и людей. Одна из любимых моделей - родная бабушка Юрия, образ которой можно увидеть и на полотне, и в иллюстрациях детской книжки Василия Белова.

Впрочем, с тех пор, как Воронов начал выезжать заграницу, на его полотнах появляются и далекие заморские земли, и старинные скульптуры - произведения Античности пленяют художника своим совершенством. «Каждый обломок древнегреческой статуи – шедевр, а обломок современной скульптуры таковым не является» - так говорил академик Ю.Д. Колпинский.

Д. Санджиев. "Третий глаз"

Его поездки за рубеж почти всегда связаны с творчеством. Например, в Италию он попал благодаря миллионеру Марко Датрино, живущему неподалеку от Милана. Идея-фикс этого человека - завесить весь город полотнами русских живописцев. В честь мастеров из далекой России жители итальянского городка даже устраивали настоящий праздник - с торжественным шествием под звуки оркестра. Зрелище было фантасмагорическое - уж не отсюда ли Юрий черпал вдохновение для своей картины «Каждый день - праздник», в которой явно прослеживается тема карнавала? Ее сюжет, правда, связан с отечественной историей: когда Союз развалился, появилось много нищих, и Воронов решил отразить на полотне трагифарс: открытие памятника попрошайке из чистого золота. Скажете, странная выдумка? А не похож ли на сказку тот факт, что художнику из Вологды несколько дней удалось пожить в настоящем дворце? А ведь это чистая правда. Как-то раз на выставку к Воронову заглянула интеллигентная пара баронов Лёвеншольдов из Норвегии. Посмотрев экспозицию, супруги ничего не купили, но попросили выполнить на заказ их портреты, а на время работы пригласили художника с женой в гости. Их жилищем и оказался замок, в котором семейство обитает более трехсот с лишним лет. Поэтому совершенно естественно, что коридоры украшены изображениями предков и другими живописными работами, в частности, таких мастеров, как Ван Дейк. Этой экспозиции суждено было пополниться и полотном русского художника.

Жанр портрета у Воронова - один из любимых, еще с тех пор, как он писал для «Студенческого меридиана» литературных знаменитостей. Критики до сих пор считают одной из лучших работ Юрия портрет его жены, который, кстати, художник считает семейной реликвией и не продает, несмотря на многочисленные просьбы. Однажды Воронов запечатлел на полотне своих друзей - коллег из родного города. И, что бы вы думали? Его картину напечатали устроители региональной выставки «Российский Север» на дипломе, чтобы поблагодарить принявших в ней участие художников и организаторов! Что и говорить, странные бывают причуды судьбы! Но беседовать о них Воронов не очень-то любит - ведь он считает, что словами не скажешь всего того, что можно выразить на полотне.

Анна ЧЕПУРНОВА

К началу ^