Номер 11, 2008

Евгений Долгачев: Видение на холме

Судьба художника, тематика его произведений, тональность и пафос их звучания во многом определяется своеобразной системой координат, вырабатываемой каждым мастером в процессе творческой деятельности. У Евгения Долгачева она построена на реалистическом восприятии мира, чувстве гражданственности, имеющем христианскую православную почву, на влиянии внешних факторов: места жительства, энергетики окружающего пространства. Безусловно, наличие такой важной компоненты, как самобытность и талант, в данном случае в доказательстве не нуждается.

Всякий раз, распахивая дверь своей мастерской, живописец охватывает взглядом то, что духовно подпитывает его, служит неиссякаемым источником вдохновения – Кремлевский холм, древний исторический центр Можайской земли, вокруг которого разворачивались основные исторические события, и духовная точка схода современного города. В этом, как писал поэт Рубцов, «видении на холме», всегда находящемся в поле зрения мастера, – важная составляющая его творчества.

Сегодня это практически очищенная огненными ветрами и безжалостным временем возвышенность с крепостным валом, напоминающая больше исполинский славянский курган. Гигантский холм увенчан двумя соборами XIX века. Эти храмы фигурируют на многих холстах живописца. Им выпала завидная и почетная миссия – быть действующими памятниками, служить украшением легендарной высоты, с которой связано множество страниц былой славы, былых побед и трагедий.

В сооружениях православного зодчества заключен для художника особый, знаковый смысл – они являются проводниками в ту средневековую древность, когда эту высоту венчала мощная русская крепость со стенами и башнями, рубленными из вековых бревен, обмазанных глиной. Суровыми глазами бойниц напряженно всматривалась она в неспокойные лесистые дали, готовая в любой момент стать грозной преградой на пути недругов. Сколько раз ей приходилось встречать врагов градом стрел, камней, пуль и ядер. Сколько раз кремлевский холм выгорал, разрушался и вновь восставал церковными куполами и башнями в туманной дымке на своем месте, как легендарный град Китеж.

Многочисленные храмы в крепости, слободах и в близлежащих монастырях наполняли окрестности колокольной мелодией, духовным камертоном перекрывали многоголосье посадской суеты, настраивая окружающих на праздничный или деловой лад. Иногда они предупреждали набатным голосом о грозящей опасности. Тогда тревожный гул разливался по лесистым холмам, смешиваясь с гарью и пеплом пылающих сел, тучами воронья – первыми предвестниками очередного вражеского нашествия...

А сколько событий связано со старой Смоленской дорогой! Она совсем недалеко от крутизны холма. Если пренебречь условностями в несколько сотен метров, можно сказать, что дорога рядом с порогом мастерской художника. На ее поверхности оставляли своеобразные автографы сонмы ног, копыт, подков, тележных, каретных, орудийных и колымажных колес.

Сколько проследовало по ней послов, посланников, путешественников с намерениями открыть для себя неведомую, таинственную, пугающую и притягивающую особым магнетизмом Московию. Сколько завоевателей с далеко не мирными целями волнообразно вламывались в пределы нашего отечества, словно мутные реки текли по колеям, по руслу этой путеводной артерии, а затем откатывались, потеряв свою варварскую мощь, европейское высокомерие и спесь. После таких всенародных бедствий оставались на русской земле выжженная земля, уничтоженные святыни, вселенская скорбь и десятилетия титанических усилий сермяжного люда, надрывающего животы в восстановительной, созидательной и стоической одиссее.

Это тяжеловесное предисловие к небольшой статье о художнике, к которому я питаю дружеские чувства, чьи работы мне близки по духу, настроению, тематике и по колористическим достоинствам, написано лишь для того, чтобы лишний раз подчеркнуть органичность и закономерность отражения исторической тематики, связанной с Можайским краем, в творчестве Долгачева. Повторяю эти хрестоматийные сведения, чтобы сказать: вот на какой, заряженной необыкновенной энергетикой, легендарной земле, всего в десятке километрах от великого и славного Бородина, живет Евгений Анатольевич Долгачев – заслуженный художник России, живописец-романтик с ясным мировидением, тонко чувствующий цвет и наполняющий им свои произведения. Он в колористической гамме и предметном антураже отражает действия давно минувших дней и события сегодняшние, что подтверждает его духовное родство с историей Можайской земли.

Творчество Евгения Долгачева в основе своей оптимистично. Совершенно не важно, что рождается под кистью живописца: портрет, пейзаж, жанровая композиция, сцена народного гуляния или картина скорби. Все созданное им имеет прежде всего жизнеутверждающее начало. Это качество свойственно характеру цельному и целеустремленному. Если сказанное великим поэтом «кто ясно мыслит, ясно излагает» применить к большинству работ Е.А. Долгачева, то для понимания и оценки изложенной художником изобразительной идеи потребуется работа ума, интеллекта и необходимый запас знаний отечественной истории.

Художник в активном творческом поиске. Большое количество созданных им пейзажей, тематических картин позволили ему определить главный вектор своего творчества. Историко-патриотическая линия в его произведениях звучит по-разному.

Например, в «Празднике Бородинской улицы» 1985 года присутствует торжественность костюмированного представления. Настроение усиливается состоянием природы, отражающей ясную раннюю осень, присутствием пары молодоженов в рядах зрителей на выступлении ансамбля в народных костюмах и в центре – группой воинов в мундирах 1812 года, с шелестящими на едва уловимом ветерке боевыми знаменами Русской армии. Это солнечное, светоносное полотно создает ощущение раскрепощенной открытой праздничности, но, пожалуй, не будет повторяться в творчестве художника. На смену придут произведения, приглашающие зрителя к раздумьям, размышлениям о высоком и вечном.

Таков, к примеру, триптих «Земля Священная» – своеобразный реквием Можайской земле, ее драматическому и героическому прошлому. В нем органически соединены Земное и Небесное. Левая часть триптиха «Дорогами русского воинства» изображает Богоматерь Смоленскую Одигитрию (Путеводительницу), идущую по выжженной и вытертой до блеска живыми людскими потоками и временем дороге. Судя по тому, что у самого горизонта угадываются очертания Можайского Новоникольского собора, это Смоленская дорога. С разными чувствами шли по ней русские воины. Порой, когда практически все надежды на земную помощь были исчерпаны, обращали они свои молитвы к Спасителю и Богородице. И вот теперь Она Сама идет по этой пустынной дороге, вспоминая и скорбя о тех, кто пал на дорогах войн, защищая многострадальное наше православное отечество.

На центральном холсте триптиха – три фигуры особо почитаемых на Руси святых: Святителя Николая Мирликийского, чудотворца, Божией Матери Знамение и Георгия Победоносца. У их подножия – Спасо-Бородинский монастырь, место духовного подвига вдовы Маргариты Михайловны Тучковой, стараниями которой был воздвигнут храм Спаса Нерукотворного на месте гибели мужа – генерал-майора А.А. Тучкова.

На правой части – пейзаж с отрезком Смоленской дороги и верстовым столбом. В нижнем углу – идущий ангел. За дорогой начинается луг. За кустарником пламенеет поле, еще не остывшее от дневных солнечных лучей. Это поле Великой битвы и Великого подвига русского воинства, где «с Россией билася Европа», – Бородинское. Даже ангел, посланник неба, ступает как-то осторожно по обильно политой кровью земле.

«Мастер из Можая» 2000–2003 гг. можно отнести к праздничным полотнам. Только это праздник духа, праздник созидания, духовного служения и подвига. На переднем плане – иконописец у мольберта, повернутый к зрителю, сосредоточенный, отрешенный от мирской суеты. За его спиной кипит заснеженный Можайск. По-брейгелевски выразительные бытовые сцены образуют своеобразную мозаику жизни горожан. Над пространством господствует кремлевский холм с двумя храмами.

Мастер запечатлен в период раздумий, в самый ответственный и кульминационный момент – начало работы над иконой чудотворца Николы Можайского, малый образ которого стоит на треножнике перед доской, покрытой левкасом. Торжественность и важность происходящего подчеркивается необычным для этого времени года сиянием радуги и явлением ангела. Он изображен в правой части большого холста полувоздушным, полупрозрачным, как бы благословляющим иконописца.

Контраст яркокрасной рубахи мастера на зеленовато-голубоватом фоне заснеженного пейзажа, рыжеватых проталин на склоне усиливается сине-черным низом его одежды, придавая четкость силуэту, делая его иконографическим. Босые ноги, застывшие в движении, слегка касающиеся земли, проступающей из-под растопленного их теплом снега, с одной стороны, заставляют зрителя вздрогнуть и поежиться от холода, с другой – говорят о нелегкой стезе, требующей неколебимой веры, полного самоотречения от всего мирского во имя служения богоугодному делу.

Такая внутренняя сосредоточенность и патетика свойственны многим работам Евгения Долгачева. Да и сам он, мастер из Можая, в своем служении искусству порой напоминает творца, готового до самоотречения служить прекрасному.

Валерий ПОКАТОВ,

главный художник издательства «Пашков дом» РГБ, президент Российской ассоциации экслибриса МСК

К началу ^