Номер 12, 2007

Геофак МГУ: Попробуй жизнь на вкус

Заметки о летней практике

Главное в студенческие годы – не скучные лекции, а реальный опыт общения с профессурой, проба жизни на вкус. В этом смысле географический факультет – замечательный вариант, ведь полевая практика дает возможность увидеть многие города, уникальные места, почувствовать, чем живут люди в глубинке и в центре, на севере и юге.

Лето первое

В Карелии на Полярном круге

На севере дальнем

Озеро в Карелии за Полярным кругом

Перед выездом на практику

В зоне радиационного заражения под Гомелем

На первом курсе практика длится два месяца на базе геофака МГУ в Калужской области. На четырех гектарах, огороженных железным забором, живут двести пятьдесят студентов и несколько наставников. Когда-то жили в палатках. Теперь – в милых деревянных домиках, в каждом – шесть кроватей, стол и два шкафа.

С девяти утра восемь часов в день ты фактически на работе. Например, меряешь размеры поля геодезическими приборами или копаешь ямы, исследуя «почвенный разрез». Приходится много писать в полевом дневнике.

Через два–три дня начинаются самостоятельные маршруты. Это значит, у тебя не стоят над душой, и ты даже можешь забросить теодолит, нивелир или почвенный бур в кусты и позагорать. Так проходят еще три-четыре дня. И наступает время отчета. Часов четырнадцать подряд не вылезаешь из учебного корпуса, работаешь, и только в пять утра идешь спать. В принципе, никто не мешает писать отчет постепенно, каждый день по паре часов, да кто же так будет делать?

Но вот отчет сдан, получаешь один выходной (можно успеть съездить в Москву, принять душ, поесть, поспать, встретиться с друзьями или с девушкой), потом возвращаешься и сменяешь лопату и бур, допустим, на надувную лодку и глубиномер. Начинается новый этап практики.

И снова тебя несколько дней прессует преподаватель, а потом ты купаешься, ныряешь с лодки и спишь под кустом вместо того чтобы заниматься делом. Примерно так проходит два месяца.

Это было бы невыносимо – начинаешь тонуть в рутине и однообразии «исследовательской» работы.Однако есть благословенные вечерние часы, которые зачастую затягиваются до рассвета. Можно играть в футбол – в двухстах метрах от базы, на пойме реки, через день проходят футбольные матчи. Можно быстро сбить команду в волейбол. Достаточно зайти в штабной домик и объявить в микрофон. Можно присоединиться к турниру по настольному теннису. Можно пойти на веранду домика «Бесконечность» (домик № 8 однажды перевесил табличку на двери в горизонтальное положение) и запеть вместе со всеми: «Видели ночь, гуляли всю ночь до утра» или что-нибудь еще из русского рока.

В половине двенадцатого – отбой. Музыка из громкоговорителей смолкает, дежурные по штабу прекращают диджейскую деятельность. Но костры горят и песни звучат до самого утра.

Короче, практика первого курса – это мегатонны концентрированного общения.

Лето второе

После второго курса все иначе. Я учусь на кафедре экономической географии России, поэтому и практика соответствующая. Мы должны увидеть города, заводы, электростанции и линии электропередач, дороги, порты.

Насчет линий электропередач – в первый же день нас научили визуально различать линии на 33, 110, 330 и 500 кВ. Для этого – подскажу – нужно считать, сколько изоляторов отделяет провод от столба. Не осадки и скорость ветра измерять, не каких-нибудь бобров считать в заповеднике, все гораздо серьезнее. Индустриальнее.

Практика просто сказочная. И какие точки – Гомель, Чернигов, Петербург, Выборг, Сортавала, Петрозаводск, Кандалакша, Кировск, Мончегорск, Мурманск, Кириллов, Вологда, Ярославль. На старом туристическом «Икарусе», нагруженном палатками, спальниками, котлами, мисками, банками тушенки и лосося, пачками гречки и макарон, мы переезжали с места на место. Порой ночевали в палатках, готовили на костре. В городах нас куда-нибудь селили, и если очень везло, была даже горячая вода.

Особенно запомнился пятидневный переезд через всю Карелию по хрущевской бетонке. И пять ночей в лесотундре, в палатках. В Карелии полно озер, холодных и кристально чистых, и мы вдоволь купались. Но там большой напряг с дровами для костра.

Рано вставали и поздно ложились. Бывало, преподаватели устраивали брифинг по итогам дня уже за полночь. Весь день мы должны были, прилипнув к окнам «Икаруса», вести полевые дневники – что-то вроде путевых заметок. Писанина во время практики не прекращалась ни на один день.

Например, в Гомеле по вечерам приходилось рисовать карты, исследовать транспортные схемы города, писать выводы. Нас возили и в зону заражения под Гомелем – туда, где осели радиоактивные облака от Чернобыля. Я видел заросшие лесом поля, растрескавшийся асфальт, черно-оранжевые знаки радиационной опасности и развалины деревень, где из полтысячи осталось жить три человека. Эти старики как ни в чем не бывало ходят за грибами.

На севере было не менее интересно. В Петрозаводске остановились на четыре часа. Нас, не мытых уже три дня, голодных и просто неприлично одетых для города, послали картографировать центральные кварталы.

В Кандалакше, где мы жили в спортзале, ездили на местный алюминиевый завод. С виду завод – новенький, красно-синий. А на деле просто обшитые гофросталью старые корпуса. Респираторы, каски, защитные очки. Серые ангары с печами. Когда печи открываются, внутри все светится белым, так там горячо.

В Мончегорске, одном из самых загрязненных городов России, по мере приближения к медно-никелевому комбинату мы замечали, как постепенно увеличивается количество высохших деревьев, потом тянется сплошной сухостой, потом деревья исчезают совсем, уступая место голому черному грунту...

В Кировске – городе у подножья Хибинских гор – тоже было нескучно. Там есть база географического факультета МГУ, круглогодичная. Нам четко объяснили, что самовольный уход в горы – однозначно отчисление с практики и большие проблемы в деканате. Потому что в Хибинах каждый год погибают десятки туристов.

И все же однажды вечером, когда мой друг Гоша курил, я сказал ему в шутку: «А пошли в горы, Гош». И мы пошли. Поход длился всю ночь, при свете висящего у самого горизонта северного солнца. За час добрались до Кировска-25 – самой заброшенной части города. Еще четыре часа карабкались на гору. Вначале было мелколесье из карликовой березы и сосны, и мы за пять минут насквозь промокли от росы. Выше – только мхи и клюква. И стало страшно, потому что если камень из-под ноги сорвется, не за что будет ухватиться: деревья кончились.

Из двух вершин горы мы забрались на меньшую, на высоту шестьсот метров, увидели, как жутковато разрушил землю промышленный разрез, и спустились по другому склону, ровному, усыпанному булыжниками. Когда вернулись, оставалось два часа до команды «подъем».

Утром выяснилось, что преподаватели как раз в то время, пока мы лезли на гору, устроили проверку: все ли на местах. Нас с Гошей почему-то не тронули.

Практика, как это ни плоско прозвучит, способствовала некоему душевному развитию. Я понял, что это такое – делить с другом булку с джемом (только не смейтесь, не иронизирую), когда кончились последние деньги, а до дома еще неделя. Почувствовал, что мы все во время практики – единый организм, и мы заняты выживанием. Здесь можно хулиганить и нарушать, если это не повредит всему организму. А вот что нельзя – так это умничать, высовываться, выдвигать претензии. Те, кто это делал, быстро ощутили себя в изоляции. И, конечно же, благодаря практике, я понял,во-первых,из чего состоит моя профессия, и, во-вторых, что могу приспособиться даже к самым тяжелым условиям жизни.

Лето третье

На третьем курсе у каждого студента практика индивидуальная. К тому времени я уже работал, но не по специальности, а в коммерческой фирме, в проекте, связанном с психологическим тестированием. И – удивительно – многое из географического образования очень пригодилось. Например, знания из математической статистики, базовых вещей из социологии – чем меня сумели-таки напичкать на родном факультете. Ну и, конечно, – полученное на первых двух практиках умение оформлять письменные отчеты и работать в авральном режиме, чтобы успеть к сроку.

Поговорив с шефом на фирме, я понял, что летом у меня почти не будет дел, да и он сам не хотел бы платить мне за то, что я буду сидеть в душной Москве на холостых оборотах. Меня отпустили на три месяца.

Практика была рассчитана на все лето, и первый этап проходил в Галиче – маленьком городке Костромской области.

Четвертого июня мы выехали. Пять студентов без преподавателя. Куратор собирался ехать с нами, но задержался. Из нас только один был по-настоящему серьезным студентом – Миша. Он ходит на все лекции и в свободное время читает научные монографии из области экономики и географии. Почти все студенты нашего курса ксерят у него лекции. Бери он за это скромную плату, за пару лет накопил бы на иномарку.

Но вернемся к содержанию практики. Цель звучит красиво: «Разработка стратегии устойчивого развития Галичского муниципального образования до 2020 года». Мы выучили этот лозунг наизусть и щеголяли им при встрече с каждым чиновником или промышленником. Для выполнения нашей миссии посетили все отделы местной администрации, несколько мелких заводов, очистные сооружения, управление мелиорации, два лесхоза, краеведческий музей, местного батюшку и два религиозных праздника. Набрали невероятное количество отчетов, статистики, различных баз данных.

Документы в администрации, надо признать, составлены так себе. Вспоминается гоголевский «Ревизор». Добила нас гениальная фраза: «Дно Галичского озера богато сапропелем и глиноземом». Насчет сапропеля все верно, но глинозем... Помните у Ильфа и Петрова про падение стремительным домкратом? Это из той же серии.

Между тем Галичское озеро – огромное блюдце длиной и шириной почти по десять километров. Его дно все время зарастает илом – сапропелем. Ил можно добывать, очищая тем самым озеро и предотвращая его заболачивание, и делать уникальные удобрения. Но об этом больше разговоров, чем дел. Озеро продолжает зарастать и мелеть. В самой его середине можно нырнуть и достать дна. Там не больше трех метров. И есть вероятность, что когда-нибудь на его месте будет Галичское болото.

Было время, в озере добывали огромное количество рыбы. Теперь местный рыбхоз еле сводит концы с концами. Мне, заядлому рыболову, местные сразу сказали, чтобы на спиннинг или удочку ловить в озере даже не пытался – никогда не клюнет.

Поэтому я, накопав червей на огороде Валентины – молодой женщины из городской администрации, приписанной к нам в качестве няньки-гида, – отправился на второй день в три утра к речке Челсме, что в пяти километрах от города.

Вернулся в десять утра. Насквозь промок, лазая по кустам вдоль берега, и был зол. Никакого улова. Окунь не брал на червя у дна, плотва не брала на хлеб у поверхности. А вот проклятый ерш обгладывал моих червей повсюду, на любой глубине, у берега и на середине реки. Разве что из воды не прыгал мне в руки...

Но кому сейчас нужен ерш? А было время – в царской России ерш очень ценился. В Галиче его вылавливали сотнями тонн и делали из него так называемый вандыш. Рыбу закладывали в раскаленные печи на ночь, вытапливали жир, который сливали в бочки. А сам ерш настолько усыхал, что его можно было есть, лузгая, как семечки. Он и назывался вандышем. Говорят, в голодные годы запасы вандыша спасали город.

Однажды мы со студентом кафедры ландшафтоведения Романом из любознательности провели своеобразный рейд: высадились из автобуса на противоположной стороне озера и устроили поход обратно в город. Прошли сорок два километра, из которых десять – по непролазному лесу и болоту. Шли тринадцать часов почти без остановок.

По пути хотели купить еду в каком-нибудь местном сельмаге и ради этого заходили в три деревни, обозначенные на карте как здоровые села. На месте каждой не нашли ничего, кроме полуразрушенных домов. В третьей деревне нам попалась единственная жительница – дачница из Петербурга. Она-то и спасла нас, дав хлеба, колбасы и яиц.

Вернулись ночью, измочаленные, еле ворочающие языком. Постучались в запертое уже общежитие. Комендантша решила, что мы пьяны, в таком состоянии мы были от усталости, и не преминула настучать в городскую администрацию. И было нам на следующий день весело.

Последующие дни наполнены разъездами по предприятиям, вечерними или даже ночными посиделками с обитателями техникумовской общаги. Очень милые ребята, своеобразные. Образуют даже некое подобие субкультуры. Образ жизни у них такой: спать или бить баклуши, пока из соседнего учебного корпуса не позвонит коменданту преподаватель и не попросит выгнать Иванова или Петрова, чтобы тот шел на занятия.

Вечером обычно собирается человек десять, чтобы кутнуть. Есть у студентов техникума и свое фирменное блюдо. На сковородку кидают шматок масла, и, когда оно растает, насыпают сухие макароны. Как только они «обжарятся», заливают водой и посыпают солью. Ждут, когда вода выкипит, и прямо из сковородки едят. Сытно и вкусно, особенно с майонезом. Вот так и живут.

Как будет дальше развиваться Галичское муниципальное образование до 2020 года, представляю весьма смутно. Пока это городок в восемнадцать тысяч жителей, где нет зданий выше пяти этажей. До глубины души поразил местный автопарк: «Москвичи-412», «копейки» и уазики, которые в местную жизнь вписываются лучше всего, если принять во внимание качество дорог в ближайших пригородах. Попадаются двойники уазиков – древние «ЗиСы». Гоняют по городу и две «Победы»: белая и черная. Такси – только «Ока».

Проголодавшись, заходишь на центральной площади, напротив городской администрации, в «Русский чай», больше известный как «Чайник», – главное место утреннего опохмела, дневного перекуса, вечерних пьяных драк, утреннего опохмела... и т.д. Сосиски в тесте, мясные пирожки и маленькие пиццы дадут фору любому московскому «Маку» или шаурме. А цены! На семьдесят рублей наешься, как Винни-Пух.

На следующий этап третьей практики я не попал – прихватило почки, и пришлось лечиться. Наверное, пропустил что-то не менее интересное и не извлек каких-то новых уроков. Но и об уже полученных нисколько не жалею.

Илья КУЗЬМИНОВ, студент геофака МГУ

От редакции: Счастливый человек Илья Кузьминов и его товарищи. У большинства сегодняшних студентов практика - пустая формальность, даже если она есть.

К началу ^