Номер 10, 2007

МГТУ: Таких берут в космонавты

Полететь в космос? Не вопрос: плати двадцать пять миллионов долларов – и ты турист. Бесплатно? Тогда вперед через трудный конкурс – в отряд космонавтов. Путь непростой. Может и не получиться. И все же игра стоит свеч, убеждали юных «коллег» звездные выпускники МГТУ им. Баумана Владимир Соловьев, Александр Баландин и Александр Лавейкин на традиционной встрече бауманцев с космонавтами.

Секреты Скрипочки

Повторить гагаринский старт имеет смысл хотя бы потому, что космос наравне с нацпроектом по нанотехнологиям вынесен сейчас в приоритеты политики. Федеральная космическая программа призвана удвоить запуски кораблей, как автоматических, так и пилотируемых.

– А это на руку новобранцам, которым не придется ждать звездного часа пять-десять лет, как нынешним космонавтам, – закинул удочку Александр Лавейкин, девять лет мечтавший об орбитальной станции «Мир» и «Союзе». И вот уже усатый второкур тянет руку с вопросом, как попасть в Звездный городок.

Прямой путь в подмосковную мекку, «утешили» добровольца, отпадает, если ты не из военных летчиков, которых Центр подготовки космонавтов отбирает сначала по документам в частях, а потом на личном собеседовании. И вообще место космонавта-испытателя, чья миссия в полете – пилотирование корабля, взлет, посадка и координация всех систем и действий экипажа – гражданским не светит.

Еще лазейка – пристыковаться к так называемым космонавтам-исследователям от Института медико-биологических проблем (ИМБП), обнадежил волонтеров герой Советского союза Александр Баландин. Не всем же пилотировать и управлять, кому-то и кроликов нужно катапультировать. И платить за это как минимум медицинским или химико-биологическим образованием. А еще аспирантурой, наличием собственных научных трудов по проблемам космической медицины и биологии и начатой, но лучше – законченной диссертацией. Как у выпускника биофака МГУ Сергея Рязанского: его пригласили в «звездный» отряд аккурат перед защитой кандидатской.

На затравку «старики» предъявили двух Олегов – 38-летнего Олега Скрипочку и 37-летнего Олега Артемьева. Оба бауманца (!), оба готовы к полету. Скрипочка – уже через год, в составе дублирующего экипажа девятнадцатой экспедиции на МКС.

Хитрый маркетинговый ход с живыми счастливчиками активизировал юные мозги и подарил надежду. Снова лес рук, снова вопросы: сложно ли, реально ли? Да нет ничего проще – звучал дуэт Олегов. Чтобы попасть в отряд бортинженеров – тех самых, что разрабатывают, испытывают и обслуживают технические системы корабля, а в самом полете их ремонтируют, – довольно не испорченного «тройками» диплома. Любого инженерного вуза, но лучше Бауманки, МАИ и МФТИ. И трех лет стажа в ракетной корпорации «Энергия». Пишешь заявление на имя генконструктора – и поехали! С одним только «но»: в космонавты набирают раз в пять-шесть лет.

– Не надо ждать, – советует Скрипочка, – берите быка за рога заранее. Пролетите с первой обоймой – следующая ваша.

Тезка Артемьев поддакнул. Он-то, как в шахматах, на два шага вперед все просчитал: подал заявление еще на четвертом курсе МГТУ.

Шварценеггерам не место

Назвался груздем – полезай... Впрочем, иным охотникам до звезд и лезть некуда: уже на первичном медосмотре больше половины отсеивается. Но пусть герой прошел медкомиссию. За ней вторая и третья – уже в ИМБП, начатая с кардиограммы на институтском оборудовании и для многих ею и законченная.

– Сердечные дела – главное в космосе, – шутит летавший Баландин.

Сердца профессионального бегуна или пловца не котируются. В невесомости, где кровь ударяет в голову, гипертрофированная мышца «движка» рискует дать сбой. Шварценеггерам в отряде тоже не место: с отсутствием бицепсов и ростом ниже среднего легче пребывать в «люльке» стартующего корабля. Плюс психика – чтоб никаких отклонений.

– Глазки подлечить и уши прочистить еще в институте полезно не только для сессий, – подначивает студиозов Скрипочка, забыв, что Юрий Батурин на Землю смотрел в очках. И тут же сворачивает на нормативы для кандидатов: три километра бегом за двенадцать с небольшим минут, восемьсот метров вплавь – за девятнадцать минут, четырнадцать отжиманий на перекладине и двадцать пять секунд «угол в упоре» – с прямой спиной и вытянутыми ногами. И это еще не все испытания для небесных мечтателей.

Одни базовые экзамены по специальности – мало не покажется. Баллистика, конструкция корабля, радиосвязь, обеспечение теплового режима и куча еще всего. И пусть Скрипочка с Артемьевым не поют, что хватит и трех ночей для полной «боевой» готовности...

По коням!

На поверку и трех-то лет для подлунной одиссеи мало. Предварительный конкурс в космонавты, как в престижных вузах, – десять человек на место. Но экзамены еще цветочки. Ягодки начнутся, когда счастливцев зачислят в отряд кандидатов. Два года муштры по азам космонавтики: космические корабли, системы управления, приземления и навигации, опять же баллистика, но в объеме, больше институтского. И звездное небо – в оборудованном тренажерами планетарии Звездного городка, чтобы господа небожители «на месте» не запутались в больших медведицах, скорпионах и львах.

По словам корифея полетов Владимира Соловьева, за пару лет общекосмической подготовки кандидатам на место в корабле предстоит переварить столько всего, что обычный студент и за семь лет не осилит. Риск растратить время и силы и вдруг не взлететь может показаться бессмысленным. Кому-то, но только не тем десяти марафонцам, кому все же вручат «корочку» космонавта.

Страхи и ахи

«Корочка» – только повод к новым испытаниям. Два Олега, как только сдали по сотне (!) госэкзаменов на почетное звание, тут же впряглись в групповую подготовку. Умение слаженно действовать – единственное, что спасет космонавтов в случае ЧП. Позади часы коллективных лежаний в барокамере и километры мертвых петель на скоростном ИЛ-76. А еще центрифуга и бассейн в ЦПК, где свободно умещается полорбитальной станции, а гидроневесомость заменяет реальные парения над Землей.

И тошнит, и кровь в голову, и атрофирование мышц, решивших, что в отсутствии земного притяжения можно отдохнуть, и кальций, за ненадобностью вымываемый из костей, – букет, на тренажерах слегка ощутимый, на орбите расцветет – мама не горюй. Честное слово, я бы уже отказалась от мечты, которой ждать как у моря погоды. Но бауманцев ничто не останавливает. Только опаска: как в открытый космос выходить?..

– Страшно, – посерьезнел Александр Баландин, дважды бывший «там». – Как с балкона в московскую ночь. Отцепишься от станции – не упадешь, но судьба спутника уготована. И это щиплет нервы.

Олег Скрипочка рассказал, как хладнокровию учат на затяжных, в пять тысяч метров, прыжках с парашютом. Выталкивают из вертолета, и пока герой парит в позе белки-летяги, ему в наушники наговаривают задачку, которую к моменту мягкой посадки нужно решить. Не потеряв из виду инструктора, чьи движения в воздухе надо повторить точь-в-точь, не забыв при этом... раскрыть парашют.

Трое в шкафу

Рук заметно поубавилось. Только самые упорные продолжали терзать старших вопросами о поломках и прочих форс-мажорах в полете. Их уверили: все нештатные ситуации моделируют на тренажерах по сто раз. Потому как задачи – у каждой экспедиции свои, рожденные в муках научных лабораторий. Одна ошибка в кнопке – и миссия корабля, и надежды страны, и миллионы средств – коту под хвост. Поэтому на предстартовых экзаменах не один профессор перед двадцатью студиозами восседает, а тридцать – перед одним, как перст, космонавтом. Причем не просто преподаватели, а сами авторы бортовых систем:

– Копают по-страшному. Режимы спуска корабля сдавал четыре часа, – вспомнил Александр Лавейкин. И заметил, что взлететь – полдела, геройство – приземлиться и остаться в живых. Хорошо, если «челнок» упадет в назначенном месте, и космонавтов встретят с объятьями. А если маленькая, в сотню-другую километров, ошибочка в расчетах бортинженера – и «консервная банка» впишется в лес или на воду?

– Отрабатывали посадку на море под Севастополем, – пугнули Олеги. – Волны захлестывают, а у нас две (!) минуты, чтобы выкарабкаться, успев собрать провизию, скинуть скафандры и по-казарменному быстро облачиться в три комбинезона, куртки и герметичный костюм (вдруг холодно?). И все – на пятачке три на три, в узких креслах, в позе эмбрионов. Посадите трех здоровых мужиков в раскачанный шкаф – вот вам и мягкая посадка.

Список «нештаток» близится к бесконечности. Кроме обозначенных в бортовой документации, куча непредусмотренных форс-мажоров, от которых спасут только логика и математика. Сосед даже блокнот захлопнул: последнее желание, черти, отбили.

Еще толпились в дверях, еще язвили насчет космических излучений и способности после полетов рожать. Еще слушали веселые отчеты о детях и внуках и предупреждения о защите от солнца в дальних, на полгода, полетах. Но уже ясно было, кто летит, а кто – нет. Я заглянула в список усатого мальчика: пять фамилий. Пять смельчаков, готовых наплевать на все риски и бежать в Молодежный космический центр при МГТУ им. Баумана. Где, со слов директора Виктории Макаровой, «все расскажут, все покажут и за ручку куда надо отведут». Отговорки остальных сводились к одному: «Не всем же лететь – кому-то и технику надо готовить к полетам». Кто бы спорил? Но таких как раз не берут в полет.

Звездопад окончен

Да и какие сейчас стимулы стать космонавтом? Никаких. Слава? Но кто навскидку вспомнит имена тех, кто в эту минуту в полете? Деньги? Но ставки у романтиков неба отнюдь не космические. Это вам не гагаринские времена... Для новой поросли звездопад закончился – тем ценнее личная заслуга. Лучше, советует Владимир Соловьев, чтобы что-то уже звездилось – в голове и на бумаге – в статьях о полярном сиянии, ледниках, вулканах, композитных материалах, акустическом фоне и радиации. Научные интересы – единственное, что спасет в случае облома со стартом.

Даже нынешние корифеи зря небо не коптят. Из ста часов «полезного» времени в космосе десяточек да выделят на выращивание зерновых, грызунов, протеинов, манипуляции со скальпелем, шприцем и забором крови у коллеги по примеру Олега Котова. Или, как Соловьев, на катапульте вдруг «снесут» перепелиные яйца.

Что отвернуло бауманку Аллу от детской мечты?

– Никакой фантазии. Космонавт выполняет всего две функции – контролирует полет и управляет кораблем, по сути, формально. Действует строго по инструкции и указке Земли. Сказали нажать кнопку – нажал. А если в дальний космос, куда Земля не «добьет», что тогда?

Этим же вопросом обеспокоены «старики». Пока прообразы межпланетных кораблей – долговременные орбитальные станции – намертво привязаны к нашему шарику. Никакой автономности и способности обеспечить навигацию самим. В свете последних дискуссий о пилотируемых полетах на Марс все настойчивее говорят о тренировке эвристики у космонавтов. Чтобы не Земля диктовала, а экипаж сам принимал решения.

В поисках наследников

И в десятый раз был поднят вопрос о поиске «гениев в штанишках» – через школьные олимпиады, через детскую конференцию «Космонавтика. Ракетная техника», которую курируют профильные кафедры МГТУ. Через новый факультет Бауманки, где юную поросль сразу бы готовили по программе Центра подготовки полетов.

Междисциплинарность – не пустой звук в космосе, настаивают «старики». Грех, имея базу ЦПК, равную двум университетским образованиям, не дополнить ее смежным знанием. Они еще верят в чудо свежей конструкторской мысли и безотказность будущей техники. И пока космические корабли бороздят бескрайние просторы ближней галактики, ищут новых колумбов. В надежде, что скоро, очень скоро Марс с Луной призовут армию ученых-творцов. И те пятеро отличников, кто сегодня поставил галочку в бауманском списке кандидатов в полет, застолбят свое место под солнцем. И не только они...

Желающие лично удостовериться, есть ли жизнь на Марсе, – welcome. Если счесть встречу в МГТУ за предложение, набор в отряд уже начался. ЦПК не гарантирует стопроцентно полета. Но кто не рискует, тот не достает до звезд.

Наталья ЕМЕЛЬЯНОВА

К началу ^