Номер 03, 2007

Вторая волна Дмитрия Нагиева

Даже если бы несостоявшийся дзюдоист Нагиев не мелькал сейчас на экранах, он все равно сотрясал бы эфир комментаторской рубки. Лиши его сценических эпатажей в духе кота-эротомана из «Кыси» Кунина или китчевой программы на закрытом уже радио «Модерн», или даже рейтинговых ТВ-приколов вроде «Задов in Reality» и не менее кассовых боевиков а’ля «Русский спецназ» и «Охота на Изюбря», он все равно нашел бы свое «окно» в зал, на площадь, в динамик автомагнитолы и домашнего «ящика».

О тонкостях поиска своей ниши и цене жизни в «заоконье» Дмитрий Нагиев рассказал корреспонденту «Ст.М», сняв галстук. Вернее, маску, что больше подходит главному имиджмейкеру страны.

- Почему вы все-таки выбрали мефистофелевскую маску?

- Самый беспроигрышный вариант из всех возможных, если хочешь, чтобы тебя заметили. Я же не захватил волны, куда вошли иные поп-дивы и артисты, включая питерский «Городок». Нужно быть первым в бизнесе, поскольку первое всегда интереснее второго: оно дает самые высокие дивиденды в восприятии публики, а значит, и хорошие гонорары.

Все знают Валерия Чкалова, не помня толком, что тот пролетел под мостом. А каскадера, который на съемках фильма о Чкалове похожий «подвиг» совершил восемь раз, не знает никто. И мне в силу возраста не повезло стать первым: в шоу-бизнесе все сказали и придумали до меня, и только роль «плохого парня» казалась незанятой. Я подобрал то, что лежало под ногами, и теперь трепыхаюсь на второй волне. В меру своих сил и способностей. Ну, не выпало пока Спилберга – надо делать то, что выпало.

- Выходит, вы лукавите, когда говорите, что актер – существо подневольное?

- Если мы берем за скобки талант, все остальное – полностью твоя зависимость от воли режиссера. Так называемые сомнительные программы типа «Окон», помимо всего прочего, давали мне относительную независимость и роскошь отказываться от проходных ролей во второсортных сериалах.

Правда, сейчас, когда большое кино повернулось ко мне лицом, больше возможностей выбирать роли, но опять-таки – из предложенного. Я же сам ничего не пишу и не ставлю. Но бороться с амплуа – неблагодарное дело. Шварцнеггера и Брюса Уиллиса мы помним по боевикам, и вряд ли я пойду на Сталлоне в роли шута в «Двенадцатой ночи».

В сложившихся образах, поверьте, нет ничего плохого, если, конечно, ты не халтуришь. Разноплановость для актера вообще минус. Мои коллеги меняют амплуа от безысходности, от желания зарабатывать и существовать в профессии. В идеале же достаточно, как в Голливуде, сняться дважды в год в хороших фильмах и получить двадцать миллионов долларов, а все оставшееся время работать над собой.

- Вам самому эта мысль не кажется циничной?

- Знаете, когда бедный художник обратился за протекцией к Сальвадору Дали со словами: «Я готов ходить в обносках только, чтобы стать великим», мэтр отказал ему: «Тебе не быть великим, поскольку ты способен носить лохмотья». Вот и я придумал, что достоин большего и стремлюсь к тому, чтобы мои цели не были слишком мелкими – тогда достигнутое, возможно, и приблизится к задуманному. И в мечтах о Гамлете я, может быть, сыграю могильщика. А моя деятельность, возможно, вырулит в актерское русло: я буду радовать зрителей и тешить свое самолюбие, служа на театральных подмостках и снимаясь в хорошем кино, может быть, даже в Голливуде. И предложения Бортко, Титова и Тодоровского дают мне основание думать, что я уже вырулил на эту дорожку.

- Но это же тщеславие...

- Я вас умоляю! Надо дело делать, а не искать душевно-русское. Это все сказки про Обломова – про то, что можно валять дурака и оставлять душу в чистоте. Мне было бы стыдно перед сыном, что я ему ничего не дал, кроме рассказов о том, как я в молодости садился на шпагат.

Я мог бы сейчас солгать, что душа важнее, но как только понимаю, что за мной стоит толпа людей, за которых несу ответственность – начиная с любимой, сына, мамы, папы – все разговоры о высоком отходят на второй план. А потом тщеславны все, кто хочет и умеет работать. «Звездной болезни» не жаждут только плебеи и артисты-алкоголики. Перефразируя Клауса-Марию Брандауэра, я шел в эту профессию «не для того, чтобы быть неизвестным». Понимаете?

- Вы, наверно, требовательны к себе и другим. Странно только, что бюджет «Задова» был небольшим, а звезды в ваш проект валом валили: Лифанов, Боярский...

- Про меня вообще говорят, что я скандалист: на того наорал, этого выгнал. Чушь! Просто терпеть не могу пьяных мужиков на съемочной площадке. И ненавижу непрофессионализм. Если администратор не выполняет своих функций, плохо работает, я так и говорю ему в глаза: «Плохо!» Когда на съемках «Скалолазки» в пустыне вместо долгожданного тенька мне предложили табуретку на солнцепеке, меня это вышибло сразу. Потому, наверно, и звезды «валят», что я никогда не подвожу в работе. Не опаздываю, не пью, не подличаю и не подсиживаю никого. И надеюсь, что вправе требовать того же и от других.

- Как это вам удалось избежать «звездной болезни»?

- Есть мера «звездности»: главное – не пить «с народом», не позволять себя хлопать по плечу и вообще сохранять иронию к себе. Когда от первого интервью у меня вскружилась голова и в клубах начали звать за столики, я понял: долго так не протяну. Хама популярность обыдлит, но если ты скобарь в меру – ищи красивые и достойные вариации своего существования в состоянии популярности.

- Например?

- Стоит попасть в Эрмитаж, как несешься в залы итальянцев. Точно так же, как в Лувре, – мимо шедевров – к микроскопической «Джоконде» за толстенным стеклом. Однажды проезжаю мимо Эрмитажа, и вдруг что-то стукнуло в голову: надо зайти и наконец-то пройтись спокойно. Съемки закончены, вечер, почти ночь. Торможу машину, забегаю, уже с черного хода: «Здравствуйте, вы меня пустите?» – «Да, конечно, Дима, проходите».

- Но есть же и неприятные стороны популярности?

- У меня больше поклонников, чем недоброжелателей. Ушло то время, когда мой подъезд исписывали нецензурщиной. Но и сейчас из парадного выйдешь – дежурят, даже отца караулят с фотокамерами, и маму бедную замучили звонками. Но пусть уж так, чем совсем ни души у служебного входа в театр. Иначе испугаюсь, начну бить копытом и волноваться.

- Как же уберечь себя от дурной славы, которую вам приносили «Окна»?

- Наверное, виною всему даже не «Окна», а «Чистилище» Невзорова: я был настолько убедителен в роли чеченского полевого командира, бешеного пса войны, что отрицательный образ приклеился. Если бы был первым клоун, эксплуатировали бы мои комедийные данные...

- Но вы как-то же оправдывали для себя участие в скандальном ток-шоу?

- Да что оправдывать-то? Есть вещи, которые по-настоящему тупят нацию: то же десятидневное новогоднее спаивание народа. «Окна», по крайней мере, давали возможность выбора: не хочешь – не смотри. И потом, никогда с экрана я не ругался матом, у меня нормальная речь, у меня мама – филолог, и я что-то еще читаю, и смею надеяться, что с экрана говорю неглупые вещи. Если программа бросала тень на меня, это минус мне, но, в общем, своей вины в оболванивании нации я не чувствую.

- Зато в «Окнах» не раз срывались на рукопашную...

- Есть эпизоды – вышли отдельной кассетой – их не решались ставить даже в эфир. Там я одному губу разбил, другому нос сломал. Бил за быдляцкое хамство, причем в девяти случаях из десяти в адрес не свой, а женщины. Кстати, Розенбаум на съемках «Однажды вечером» после очередного нескромного вопроса на меня собак спустил: «Я сейчас тебе в морду дам!» Я говорю: «Ну, дай! Надо не говорить, а делать». Остыл сразу же – до сих пор приятельствуем.

Я и в детстве дрался – помоечном, как все наши детства. И в юности, когда фарцевал на знаменитой питерской галерее. И потом, когда летал из Петербурга в Москву и обратно на съемки эконом-классом. Рейсы задерживали, завязывалась потасовка, и я всегда оказывался в эпицентре – ну, как медом намазано. Сейчас сознательно себя ограждаю от «дурного влияния» – летаю бизнес-классом и не хожу в рестораны, где могут обидеть мою девушку. Положение позволяет, и в этом тоже плюс «дурной» славы.

- Вы считаете, что художник должен быть сытым?

- Все эти басни про голодного художника выдумал или большевик, или сволочь. Когда желудок липнет к спине, ты думаешь только о еде, но никак не о творчестве. Меня же бедность унижает, и я готов вкалывать, как папа Карло, лишь бы она не вернулась. Лишь бы не рыдать от старых жмущих ботинок, как в студенческие годы, когда на новые денег не хватало. В актерстве я тоже уже зацепил этап кухонных посиделок с обсуждением своего непонятого таланта – спасибо, больше не надо.

- Не устали еще от придуманного себе имиджа?

- Вначале большие артисты сами создают о себе мифы, а потом уже делают вид, что от него устали (смеется). Да, устал от восприятия себя в глазах окружающих. Очень! А раз очень – уйди, не занимай чужого места. Я же в силу разных причин не могу отказаться от телепроектов. Ну, если бы мне постоянно звучали предложения от Никиты Михалкова, я бы откликнулся. А потом, вам не кажется, что я уже переломил отрицательный имидж?

- Да, у вас уже два эксплуатируемых образа – клоун и злодей. Тоже ваша заслуга?

- Я столько нашакалил за свою жизнь: и прапорщик Задов, и вереница бандитов, что режиссеры путаются. Для одних я – белый клоун, умирающий в только что отснятой картине «На полпути к сердцу», а для других – жестокий солдафон из нового экшна «Скалолазка». Или и то, и другое в одном лице, как в «Новогоднем киллере», где я и убийца по кличке Скрипач, и маэстро. Может, я клоуном просто был и остаюсь, не знаю.

- Бесконечная игра в злодеев, а раньше и копание в чужом белье оставили опечаток на вашей жизни?

- Если бы я, играя собаку, поверил, что я собака, впору было бы вызывать санитаров. Роли в кино пропускаю через себя, а как же иначе? Нельзя играть мразь, грозно сдвинув брови, – не поверят. А на телевидении я ни на минуту не забываю, что все это балаган. Стараюсь держаться над ситуацией, что не всегда получается. Когда с нервами беда, и ты в силу своей деятельности должен балансировать на грани, остается надеяться только на профессионализм – то есть мастерство освобождения от образа, как учил Станиславский.

- Профессионализм предполагает умение находить время для себя?

- Здесь меня прихватило на съемках – увезли в больницу, пришлось отменить несколько работ. Отлежался, вышел – ничего не изменилось! И меня как ударило: а ведь то, ради чего ты загоняешь себя, как белка в колесе, – миф. Остановился, перевел дыхание, собрался с мыслями, расставил акценты и пошел дальше – и в этом тоже профессионализм. Но до такого уровня я пока не дотянул: живу, на всю катушку используя ресурсы, данные природой, как будто бы бессмертен.

Мой директор уже договаривается с Госдумой, чтобы сутки растянули до 56 часов. Шутка, конечно, но на злобу дня. Не умею отдыхать, плохо сплю (кстати, пока разговариваем, выпивает очередную чашку кофе с сигаретой), в отпуске давно не был. Успокаиваю себя «рабочими» выездами за границу, будь то «Большие гонки» на юге Франции или съемки «Скалолазки» в Чехии. Но так, чтобы покататься на лыжах – давно не было. С моим графиком начинаешь ценить незатейливые радости – котлетку перед телевизором, лежание на диване. Но и это редкость. Работа меня прежнего вытесняет, но пускай уж работа, чем невостребованность.

- Может, побег в работу связан со страхом одиночества?

- Увлекся недавно цветами, купил уродца в горшочке, тот пустил побеги. Купил еще два, потом драцену и фикус. Плохо за ними ухаживаю, но люблю, и они это чувствуют – радуются, когда приезжаю с гастролей: «О, хозяин вернулся! Скоро будет вода!» Возился с ними, пока не прочитал, что домашними цветами увлекаются душевно одинокие.

- В вашей жизни остались друзья?

- Жизнь суматошная, не в каждом распознаешь друга. Наверняка, у тебя есть преданные и искренние люди, но как их разгадать? Мешает подозрительность: а вдруг нужен не ты, а твои связи, деньги, слава? Дружить взасос – ни возраст, ни статус не позволяют. Раньше встречались, выпивали, знакомились с девушками, и это считалось дружбой до гроба. Когда же стал Нагиевым на том уровне, когда, скажем, гаишникам не нужно предъявлять документы, школьные друзья отвернулись. От страха ли, от зависти, не знаю. С количеством работы падает качество личной жизни.

- За всей вашей суетой время на сына остается?

- Раньше вместе ходили в спортзал, а теперь вместе работаем. Кирилл – администратор на моих программах. Сначала на проекте «Задов in Reality» подвизался «младшим муравьем»: подай-принеси-разгрузи. И получал зарплату. Теперь вот дорос до «личинки», в этом вижу и свою заслугу.

- Ваше гипертрофированное чувство первенства связано как-то со спортом?

- Когда я боролся за сборную Питера по самбо, а потом и страны, и добивался мастера спорта, соревновательный дух не давал мне покоя. И сейчас есть момент зависти, если кто-то моей комплекции отжимает от груди сто сорок килограммов, а я – сто десять. Но зависти доброй. В остальном она у меня злая. Сын у меня, кстати, тоже самбист. Я его научил навыкам самообороны, у Кирилла коричневый пояс. Это не наследственность, а просто понимание необходимости...

- От чего вам как публичному человеку, да еще с таким неоднозначным имиджем, нужно оберегать себя и своих близких в реальной жизни?

- Как и большинство медийных лиц, я лишен простых житейских радостей.

Сын в спортлагерь вынужден был ездить под чужой фамилией, боясь «отместки» за мою славу. И я не мог его навестить, чтобы вдруг «не узнали». Завидую артистам, которые спокойно ходят по улицам: я же всегда в кепке и черных очках, покупки в супермаркете делаю очень быстро, чтобы не заметили, и не выдерживаю долгого пребывания в людных местах.

Может, стоит поговорить с психологом. У меня ведь, сами говорите, не такая популярность, как у Леонова или Смоктуновского, перед которыми снимали шляпу. Я – братан, и меня вроде запросто можно ткнуть под локоть и сказать: «О, Нагиев!»

- Ваша частная жизнь закрыта от посторонних глаз. Вы держите дистанцию с прессой: не даете снимать дом, никогда не утверждали и не опровергали, что женаты. Почему?

- Не хочу, чтобы объективы косили в сторону Нее или мамы и папы. Хорошее выражение «мир искусства – мир иллюзий». Если зрителя приглашать за кулисы, пропадет магия театра, а если и вовсе впустить в себя – ты пропадешь как волшебник. И я держу дистанцию, это условие профессии. Потому что нельзя стать народным, рекламируя дешевые шубы и ходя по рынку. И потом в стране, где не платят зарплату, кощунство говорить, что ты отдыхаешь на Сейшелах и любишь дорогие иномарки.

- По этой же причине вы не ходите на тусовки, если только они не сулят нужных контактов и финансовой пользы?

- Я готов к премьерам людей, к которым – «с полной симпатией». И к церемониям, фестивалям, презентациям, где нужны мои услуги ведущего. Поэтому предлагаю оплатить свой приход, называя, впрочем, вполне умеренные цены – не за роль декорации, а за то, что приеду в клуб и что-то сделаю. А просто тусить ради того, чтобы вместо Мадонны дождаться двух ее пьяных охранников и от них получить огурцом в физиономию, – увольте.

- Ваш эпатаж, выходит, знает пределы?

- Мне казалось, я знаком с азами бизнеса на первом этапе: неважно, чем ты занимаешься, – важно, что ты существуешь и узнаваем. Дальше главное – как раз, чем занимаешься. Так вот, мне сейчас важен продукт, а не мишура вокруг него.

«А почему я песен твоих не слышу?» – задаю я немой вопрос артистам, про чьи свадьбы, беременности и адюльтеры читаю. Почему тебя видят только пьяным и с бабами? Почему ты танцуешь на столе с задранной юбкой? В разгар одной вечеринки известный артист оголил зад, и я подошел к нему с вопросом: «Шура, зачем?» Ради глупых статеек в бульварной прессе – высосанного из пальца псевдовозбудителя? Но скандал нужен потом, а первое – все же работа и твой талант. Как бы Алла Борисовна ни пыталась гладко зачесываться, ездить в метро – она раздражитель сама по себе, потому что личность.

- Но популярность популярности рознь.

- Приезжаю на гастроли куда-нибудь, а там в параллель с моей «Кысью», собравшей стадион, – потрясающий спектакль, московские театральные легенды, и публики мало. Беру цветы охапками и отправляю букеты кумирам. А недавно прочитал интервью одного уважаемого мной актера: дескать, нельзя, мелькая в детективах и криминале, играть Иуду. Неужели не понимает, что я делаю все это вопреки, что я просто поставлен в такие условия?

Маска только позволяет оправдать неоправданное, и это противоречие тебя и твоих комплексов дает шанс двигаться вперед. Если только, конечно, комплексы не граничат с гадостью, чего я, смею надеяться, все же избежал. По крайней мере, посуду в отеле не бью и день рождения под статуей Свободы не отмечаю.

Беседовала Наталья ЕМЕЛЬЯНОВА

К началу ^